Политолог, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев – об исторических мифах вокруг фигуры Сталина.

 

Товарищ Сталин был всем родной отец.

Он строил ГЭС, он строил ГРЭС, он строил ТЭЦ.

При нем колхозы поднялись, и слезы счастья пролились.

Капитализму при нем пришел конец.

 

Но в марте он немножечко того,

И тут всю правду мы узнали про него,

Что властью злоупотреблял, что генералов расстрелял,

И что в тюрьме сидели все до одного.

Натан Флейтман

 

Октябрь 2024 года запомнится россиянам преимущественно за счет повышения ключевой ставки Центробанка, началу контрнаступления ВС РФ в Курской области, массовым беспорядкам в Коркино и, конечно же, информационной истерии вокруг квадроберов. В целом новостную повестку сложно назвать позитивной. Вполне очевидно, что наша страна переживает непростые времена (о чем нам регулярно напоминают ценники в магазинах, «платежки за коммуналку» и творчество, прости Господи, Инстасамки).

И это поневоле обращает нас к вопросу о том, как должны вести себя представители элит в период кризиса. Источником примером для этого я выбрал не (только) хайпа ради Иосифа Сталина. Почему? Странный вопрос. Во-первых, это столь масштабная фигура, что в ее исторической тени легко могли бы уместиться все ныне живущие политики. Во-вторых, Сталин – личность крайне противоречивая. Его любят и ненавидят, уважают и презирают сотни миллионов людей. Благодаря этому вокруг фигуры покойного сложилось множество мифов (как положительных, так и отрицательных), основой для которых, по большей части, послужили массовые стереотипные представления о благородных (и не очень) правителях.

Я лично считаю, что по-настоящему объективно оценить роль Сталина в истории можно будет лишь после того, как уйдут из жизни внуки младших современников Сталина – людей, для которых его имя связано с поддержкой или подавлением членов их семьи. Просто потому, что в зеркале личной истории события прошлого всегда искажаются.

Наглядный пример. При встрече двух современников Октавиана Августа один с некоторой долей вероятности назвал бы Цезаря тираном, а его племянника кровавым упырем, на котором клейма ставить негде. Сославшись на то, что один его брат был внесен в проскрипционные списки второго триумвирата, а второй в числе трехсот всадников и сенаторов, плененных в ходе Перузинской войны, был заколот у жертвенника в годовщину убийства Цезаря. На что его собеседник завил бы, что Цезарь ограничил ростовщические проценты (что спасло знакомого от продажи имущества), бесплатно раздавал землю многодетным гражданам (племянник смог завести свое хозяйство) и ограничил использование рабов в скотоводстве, а Октавиан положил конец десятилетиям гражданских войн, отказался от практики откупа налогов, покончил с ограблением провинций наместниками и «прижал к ногтю» римские банды (внучка теперь может спокойно гулять по городу вечерами). У каждого из собеседников были бы свой Цезарь и свой Октавиан.

Однако вернемся к нашему дорогому диктатору (к слову, в изначальном значении это слово не содержало негативного оттенка). В случае Сталина наиболее широко растиражированы два исторических мифа, демонстрирующие правила поведения лидера в период кризиса.

Негативный миф (причем в данном случае речь гарантировано идет о выдумке) построен на заявлениях Хрущева (апеллировавшего к материалам беседы с покойным Берией) о том, что уже в первый день войны Сталин впал в прострацию, сбежал на дачу и никак не участвовал в руководстве страной, в результате чего членам ближайшего окружения пришлось отправиться в Кунцево приводить вождя в чувство. «Когда мы приехали к нему на дачу, то я (рассказывает Берия) по его лицу увидел, что Сталин очень испугался» - пишет Хрущев. – «Полагаю, Сталин подумал, не приехали ли мы арестовать его за то, что он отказался от своей роли и ничего не предпринимает для организации отпора немецкому нашествию? Тут мы стали его убеждать, что у нас огромная страна, что мы имеем возможность организоваться, мобилизовать промышленность и людей, призвать их к борьбе, одним словом, сделать все, чтобы поднять народ против Гитлера. Сталин тут вроде бы немного пришел в себя».

Однако в нашем распоряжении имеется журнал посещений личного кабинета Сталина, из материалов которого следует, что с 22 по 28 июня генсек постоянно работал в своем кабинете в Кремле. Записей от 29 – 30 июня в журнале нет. Но точно известно, что 29 июня Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, а 30-го числа он произвел ряд кадровых перестановок (в Генштабе и руководстве фронтов).

Согласно мемуарам Микояна, 30 июня он в числе представителей высшего партийного и политического руководства посетил Сталина на даче в Кунцево. И это, пожалуй, самая интересная часть мифа о Сталине-паникере. В опубликованном тексте мемуаров Микояна эти события описаны следующим образом: «Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Увидев нас, он как бы вжался в кресло и вопросительно посмотрел на нас. Потом спросил: "Зачем пришли?" Вид у него был настороженный, какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь по сути дела он сам должен был нас созвать. У меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовать». Но дело в том, что бывший нарком именно надиктовывал мемуары. И в надиктованном тексте, сохранившемся в архивеРГАСПИ, отсутствуют фрагменты «он как бы вжался в кресло» и «он решил, что мы приехали его арестовать», а вид Сталина описан как «спокойный». Т.е. существует высокая вероятность того, что имела место прямая фальсификация текста.

Миф о героическом Сталине не менее ярок. Поэт Феликс Чуев в ходе общения с ушедшим на покой Вячеславом Молотовым узнал от экс-наркома, что в октябре 1941 г., когда ситуация на фронте стала критической … Впрочем, предоставим слово самому Чуеву, лучше него (с точки зрения красоты слога) этот эпизод никто не опишет.

Уже послы живут в тылу глубоком,

Уже в Москве наркомов не видать,

И панцерные армии фон Бока

На Химки продолжают наступать.

 

Решают в штабе Западного фронта

Поставить штаб восточнее Москвы,

И солнце раной русского народа

Горит среди осенней синевы.

 

Уже в Москве ответственные лица

Не понимают только одного -

Когда же Сам уедет из столицы,

Но как спросить об этом Самого?

 

Да, как спросить? Вопрос предельно важен,

Такой, что не отложишь на потом...

- Когда отправить полк охраны Вашей

На Куйбышев? Состав уже готов.

 

Дрожали стёкла в грохоте воздушном,

Сверкало в Александровском саду...

Сказал спокойно: - Если будет нужно,

Я этот полк в атаку поведу

В целом большинство источников указывают на то, что Сталин действительно не собирался никуда уезжать из Москвы и достаточно спокойно встретил новость об угрозе захвата столицы. Однако была ли его реакция столь экспрессивной? Слог автора в данном случае напоминает скорее классические исторические анекдоты, призванные подчеркнуть определенное качество персонажа. Также нельзя забывать, что Феликс Чуев относится к апологетам Сталина (его семья выиграла от социальных и экономических преобразований 1920- 1930 гг.) и склонен идеализировать генсека. Поэтому этот эпизод также можно отнести к числу мифов, хотя он и имеет под собой хоть какую-то фактическую основу (в отличие от историй о панике и прострации Сталина).