Гремучая смесь ельцинской поры
С момента новогоднего объявления об уходе с поста первого президента России Бориса Ельцина минуло 20 лет. Эпоха Ельцина связана со множеством масштабных событий, затронувших сотни миллионов людей: развал СССР, принятие Конституции России, разгон Верховного Совета, экономический кризис, гайдаровские реформы, разгул криминала и Чеченская война.
Политолог, публицист, эксперт Центра ПРИСП Александр Механик считает наследие Бориса Ельцина крайне противоречивым, заставляющим страну до сих пор пожинать его плоды и путаться в поисках пути к демократическому развитию общества.
Возможно, что двадцать лет, прошедших после отставки Бориса Ельцина, еще недостаточный срок, чтобы давать оценки его роли в российской истории того времени и подводить итоги той эпохи. Так что мои заметки – это, скорее, приглашение к их обсуждению. Хотя, конечно, у меня, как свидетеля и участника многих событий тех лет, есть свое мнение на этот счет.
Если говорить о начале 90-х годов, а именно о 1991-м годе, когда впервые Ельцин был избран президентом страны, то надо вспомнить, что это было время глубочайшего кризиса, поразившего весь Союз и Россию, который отразился на настроениях, что называется, широких народных масс, приведя их в состояние не только протеста, но и, я бы сказал, определенной истеричности.
Вспоминаю такой трагикомический эпизод: проходило большое собрание по обсуждению сложившейся политической ситуации в Доме политпросвета при московском горкоме партии на Трубной площади. И, конечно, обсуждался вопрос, как относиться к феномену Ельцина. На этом заседании выступал известный, уже тогда, политолог Андраник Мигранян, который во время своего выступления назвал Ельцина популистом. Большой зал, где-то человек на 1000, был набит до отказа. Даже проходы были забиты. И вдруг из зала, когда он сказал, что Ельцин популист, раздался истерический визгливый женский голос: «Как вы смеете называть нашего Бориса Николаевича всякими погаными словами?»
Такое состояние истеричности действительно охватило значительную часть населения. Именно на его волне и победил Ельцин. Ведь, если говорить о его программе, то он ничего толком не предлагал, кроме выдвижения общедемократических лозунгов и противопоставления себя уже изрядно скомпрометированному общесоюзному руководству.
Но, конечно, в ряду других оппозиционных политических лидеров той эпохи он был самым заметным. Просто в силу занимаемого им положения: первый секретарь МГК КПСС, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС.
Но, вероятно, именно это настроение истеричности, которое не может продолжаться долго, стало одной из причин резкого уменьшения его рейтинга в дальнейшем: голосование за Ельцина, вся поддержка, которую ему оказало население России, была не столько связана с какой-то продуманной позицией, потому что нечего было продумывать, он не предлагал какой-то внятной программы, сколько с истерической надеждой, что наконец-то нашелся человек, который как Данко выведет народ к свету и все изменит. Это если говорить о выборах 1991 года.
Если же говорить о выборах 1996 года, там уже была другая ситуация. Организаторы той президентской кампании со стороны Ельцина сумели, во-первых, сыграть на страхах населения не столько перед возвратом коммунизма, как такового, сколько перед возвращением к ситуации 1991 года – тотального дефицита и нарастающего развала.
Но всячески обыгрывался и страх перед коммунизмом. Многомилионными тиражами издавалась газета «Не дай бог», где преподносили возможный возврат коммунистов к власти как возврат к гражданской войне, либо к каким-то диким репрессиям.
Кроме того, у какой-то части населения сохранялись какие-то упования на то, что все-таки реформы, в конце концов, выведут страну из продолжавшегося кризиса.
И это все дало результат. У Ельцина перед выборами 1996 года рейтинг был 3%. И он вырос в итоге до 50%. Хотя так до сих пор и не ясно, кто же на самом деле выиграл.
Демократия как мечта
Был ли Ельцин демократом, хотел ли он искренне построить демократическое общество? Думаю, что да. Хотя не уверен, что он вообще понимал, что такое демократия в строгом смысле этого слова. Скорее всего, у него было простое понимание, что демократия – это когда народ обладает правом выбора. А как все это должно быть организовано, что за этим стоит, какая культура и какая система, и что надо сделать, чтобы ее создать, я уверен, что этого он совсем не представлял. Впрочем, как и не представляло себе этого и большинство демократических лидеров.
Я думаю, что Ельцин до конца не понимал, чего он хочет и что он собирается делать. Или представлял очень абстрактно. Не случайно, что, когда еще в 1991 году его спросили, какой путь ему видится в качестве образца для развития России, он назвал, как пример, Швецию и шведский социализм. А потом вдруг призывает в союзники Егора Гайдара, который вообще ни о каком шведском социализме не думал, у которого были совершенно другие программные установки.
Думается, что он выбрал Гайдара не столько потому, что понимал, что тот собирается делать, сколько увидев в нем решительного, культурного и умного человека. Ельцин однажды так и сказал о нем: «Это очень умный человек». Мне кажется, что Ельцин просто поверил в него. Это не был осознанный выбор, а была, скорее, вера: нашли человека, который знает, что делать, решительного и умного, так давайте попробуем вместе с ним что-то сделать.
Я уж не говорю о том, что на выбор влияли и наши западные «друзья и коллеги». Не то чтобы они диктовали принятие решений, но они действительно обозначали свое отношение к тем или иным экономическим программам и с этим приходилось в то время считаться. А Гайдар собирался действовать в русле советов, которые тогда давали западные специалисты, в духе «Вашингтонского консенсуса».
А если говорить о гайдаровской команде, то подозреваю, что они о демократии, как задаче текущего дня, и не думали. Не случайно они были увлечены Пиночетом. И мне кажется, что, хотя, конечно, они не могли в России объявить пиночетовскую диктатуру, но все же у них был расчет на то, что Ельцин будет той жесткой рукой, которая поддержит их при проведении реформ. Что за его спиной, при всей его популярности и жесткости, которой он действительно обладал, они смогут провести реформы.
То есть вокруг Ельцина были наивные демократы, которые на самом деле не понимали, как работает демократия, а тем более экономика, был Ельцин, который абстрактно тоже хотел демократии, но тоже мало что понимал, и была команда реформаторов, которая считала, что «рынок все решит», и воспринимала демократию как утопию, которая, возможно, наступит через много лет, но «здесь и сейчас» они, скорее, не желали демократии в ее полном понимании.
Мне в то время приходилось взаимодействовать с очень многими людьми, в том числе из команды Гайдара и могу сказать, что настроения у них были далеко не демократические. Понимал ли это Ельцин, видел ли он игру со стороны приблизившихся к нему людей? Не знаю. Вся его команда представляла собой смесь наивных людей и циников. Гайдаровская команда была циничной, потому что она была не искренней. Они примкнули к «Демократической России», на самом деле о демократии совершенно не думая. А для части ельцинской команды вообще было всё, что называется, «до лампочки». Они шли за Ельциным, как за человеком, который их приведет во власть.
1993 год: удар по идеалам
Гигантский удар по демократическим устремлениям нанесли события 1993 года. Сегодня некоторые не отдают себе в этом отчета, потому что их вниманием завладели люди, которые стояли за разгоном Верховного Совета, считая, что там было гнездо противников реформ, коммунистов, фашистов, «краснокоричневых», как тогда говорили, хотя на самом деле в Верховном Совете на тот момент оставалась большая группа бывших членов «Демократической России», несогласных с выбранной стратегией развития страны. Эти люди потом оказались выброшенными за борт российской политики, потому что они никуда не вписались. Они не были нужны демократам и в то же время они не могли примкнуть к коммунистам или другим политическим силам. Хотя это были, возможно, даже самые последовательные демократы. Потому что они хотели для России парламентской республики, и хотели, чтобы с ними, как депутатами, считалось правительство. Как настоящие демократы, они думали, что как депутаты они имеют право влиять на правительственные решения.
Я помню, как мне один из членов команды Егора Гайдара, когда я ему сказал об этом, еще до разгона Верховного Совета, ответил: «Что? Эти люди собираются нас учить?» Ему даже в голову не пришло, что это депутаты, и как депутаты они действительно имеют право голоса в решении государственных проблем.
Влияние 1993 года на демократические устремления, в том числе широких слоев населения, признал и Чубайс. Есть такая книга «Революция Гайдара», составленная из интервью членов правительства времен Гайдара и других участников тех событий, где приводится его большое интервью, где Чубайс признает, что именно в 1993 году и в последующие два года произошли два важнейших «перелома» общественного настроения. Первый — когда после расстрела парламента в октябре 1993 года в России пропал «спрос на демократию», то есть изменился вектор «революции». А дальше Чубайс и составители-интервьюеры начинают рассуждать, почему это произошло, и им не приходит в голову, что именно расстрел и обрушил этот «спрос»: стало ясно, что правящая в стране группа политиков настоящей демократии не допустит.
Кстати, перелом после расстрела ВС, как отмечают несколько интервьюеров, произошел и с Ельциным, который стал «более злым и мстительным».
Второй «перелом», как признают и Чубайс, и составители книги, произошел, когда залоговые аукционы и ваучерная приватизация «сломали советское представление о справедливости», которое жило в народе. И Чубайс, с присущим ему цинизмом, подводит итог обсуждению: «Это было неспасаемо». Хотя ясно, что слово «советское» здесь вставлено для самооправдания, потому что в действительности была попрана справедливость как таковая.
Деморализующие реформы
Разгон Верховного Совета был политическим ударом по демократии. Если давать характеристику событиям в целом, то, конечно, разрушили всякие мысли о демократии среди рядовых граждан реформы Гайдара, которые деморализовали население. Перед крахом Советского Союза существовало широкое демократическое движение, возникла масса партий, организаций по формату современных НКО. Общественная жизнь бурлила.
Это хорошо видно на примере Республиканской партии, одним из руководителей которой я был, где состояло около 20 тысяч человек. Но как только начались реформы и распад экономики, когда закрывались заводы, не выплачивалась месяцами зарплата, партия рассыпалась. Людям просто стало не до этого, им надо было выживать. И, конечно, ни до какой демократии уже никому дела не было. Это был первый фактор, второй – 1993 год, и конечно, Чеченская война и все что с ней связано. И я считаю, что Чеченская война во многом была предопределена 1993 годом, потому что у властей возникло ощущение, что сложные проблемы можно решить силой. Разогнали Верховный Совет – и вроде все решили. И здесь, мол, танки введем в Чечню, и все решим.
Последовательность накатывающих подобных событий привела к деморализации населения, к разрушению тех зачатков гражданского общества, которые начали возникать в 90-е годы. А в итоге привело к тому, что теперь в конце-концов мы имеем и удивляемся, почему у нас ничего из гражданского общества особо не работает. Поэтому-то и не работает. Теперь должно прийти новое поколение, которое преодолеет общественную деморализацию, которое не пережило 1993-го года, не пережило разрушительных реформ. Но у меня есть ощущение, что молодые люди сейчас наступают на те же грабли, что и демократы 1991 года. Потому что разъяснить уроки того, что было в 1991-1993 годах как-то никого не находится.
Стоит напомнить, что в 1993 году была еще продавлена и Конституция, прямо скажем, авторитарная. В Верховном Совете комиссией по работе над текстом Конституции руководил социал-демократ Румянцев. В итоге вариант Конституции был приближен к основному закону парламентской республики, с резким усилением роли парламента. А после разгона Верховного Совета проект переписали, создав конституцию суперпрезидентской республики. И этот вариант одобрили большинство лидеров демократов.
Когда теперь люди, называющие себя либералами, демократами, жалуются на власть, хочется им сказать – вы же сами написали эту Конституцию, протащили и одобрили ее. Что же вы теперь жалуетесь? Поедайте плоды своих трудов.
Главное наследие Ельцина
С одной стороны, Ельцин был крупной личностью, возможно, с самыми благими намерениями, но к его благим намерениям очень часто примешивались личные амбиции, далекие от идеализма. Это хорошо видно по роли Ельцина, которую он сыграл в распаде Советского Союза. Как рассказывает в той же книге «Революция Гайдара» Альфред Кох, со слов Виктора Черномырдина, сам Ельцин как-то сказал: если бы он был во главе Союза, он не дал бы ему распасться. Значит, и он, и члены его команды понимали, что борьба с Горбачевым ведется не ради каких-то идеалов и принципов, а во имя личной власти. То есть он делал все для того, чтобы СССР развалился, а в голове у себя держал мысль о том, что-де, дайте мне власть, и я не дам стране распасться.
Где-то у Ельцина были благие намерения, а где-то – лишь игра, подогреваемая исключительно личными амбициями. Поэтому наследие Ельцина крайне противоречивое и все мы до сих пор плоды этого наследия пожинаем, путаемся и никак не можем в них разобраться.
Мог ли в то время прийти к власти другой человек? Если рассуждать абстрактно, то, наверное, мог. Но если рассматривать сегодня ряд политических лидеров того времени, и среди коммунистов, и среди демократов, то становится ясно, что людей с такой харизмой, силой воли, жесткостью, больше и не было. Возможно, приход Ельцина к власти был неизбежным вариантом. Это была некоторая фатальность в повороте колеса истории. Можно вспомнить 1917 год. Да, было много лидеров разного формата, но оказалось, что был только один человек, ясно видящий цель, которой он хочет достигнуть, и способный жестко этой цели добиться. Людей сравнимого масштаба в то время не оказалось. В известном смысле мы сталкиваемся с этим и сейчас.
И в 1917 году, и в 1991-м, в России, на удивление, оказался недостаток людей такого масштаба, который необходим, чтобы возглавить страну. Но, может, и слава богу, что их не было, потому что это могло бы привести вообще к непредсказуемым последствиям.
20 лет спустя
Спустя 20 лет с момента ухода с поста Бориса Ельцина мы пожинаем плоды того времени. Хотя многие в либеральном, демократическом крыле общества пытаются отмежеваться от сегодняшней ситуации, проклинает нынешнюю власть, на самом деле – это все естественное продолжение того времени. Даже сам факт того, что передача власти тогда прошла не путем каких-то свободных выборов, а фактически назначением наследника, говорит о том, что эта система уже в момент ухода Ельцина была заложена. Ельцин назначил наследника, и он стал во главе страны. А теперь все ждут следующего наследника. Колесо истории закрутилось именно так и теперь целая проблема выскочить из глубокой колеи. Это уже не так просто, потому что в известном смысле, для этого нужно менять всю структуру общественной жизни. Это архисложная задача. И людей, которые понимают, как ее решить, пока не видно и не слышно.
Думаю, что эта проблема - отголосок 90-х. Именно тогда было вытоптано общественно-политическое поле, и только теперь общество начинает приходить в себя, и может быть через какое-то время мы увидим таких людей.
