Когда Токио не оценил юмор: японский прокол Зеленского
Правительство Японии сделало представление правительству Украины в связи с публикацией ролика, где император Хирохито был поставлен в один ряд с Адольфом Гитлером и Бенито Муссолини, заявил в ходе пресс-конференции заместитель генерального секретаря японского кабинета министров Ёсихико Исодзаки.
«Постановка императора Сёва в один ряд с Гитлером и Муссолини является совершенно некорректной и прискорбной. Через посольство Украины в Японии мы сделали представление правительству Украины с требованием удалить материал», - отметил он.
Политолог, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев задается вопросами: какое значение имеет для японцев фигура императора, как она влияет на политику памяти страны? И насколько значимыми для Украины будут последствия непродуманных действий чиновников?
Как воспринимают фигуру императора современные японцы? Это крайне сложный вопрос. Образ монарха почти полностью отсутствует в актуальной массовой культуре. Возьмем в качестве примера исторические сериалы «тайга», показываемые только на канале Nippon Hoso Kyokai (NHK). В них мы можем найти почти всех ключевых деятелей национальной истории, за исключением императоров. Они упоминаются, но почти никогда не обладают субъектностью. Эта тенденция в целом характерна для дорам, манги и аниме. Означает ли это, что жители страны Ямато воспринимают императора как символ, некоего человека-функцию, воплощающего собой традицию японского общества? Любой человек, способный категорически ответить на этот вопрос, априори будет лжецом.
С одной стороны, в Японии есть свои ультраправые, к которым тесно примыкают представители фундаменталистского синтоизма. В присутствии этих людей не рекомендуется даже обсуждать вкусы монарха в плане выбора одежды. Именно эти люди убили в 1990 г. мэра Нагасаки Хитоси Мотосиму. Грех последнего состоял в том, что тот публично возложил на императора Хирохито ответственность за развязывание Второй мировой войны. В целом ультраправые являются для Японии маргиналами, причем уже давно. Наглядно это продемонстрировала неудачная попытка госпереворота 1970 г., закончившаяся самоубийством писателя Юкио Мисимы. Однако многие крупные японские политики испытывают плохо скрываемую симпатию к радикальным консерваторам и даже не стесняются публично заигрывать с ними. Примером этого может служить скандал 2000 г. Тогда премьер-министр Йоширо Мори ходе встречи с политиками-синтоистами назвал Японию божественной страной, центром которой является император.
С другой стороны, можно отметить, что все примеры повышенной лояльности к монарху относятся к периоду 1990-х – 2000-х гг. и выражаются в поведении правых радикалов. Япония в настоящее время переживает период радикальной социокультурной трансформации. Традиционные модели политического мышления уходят в прошлое, равно как и пожизненный найм в корпорациях. Даже «железобетонный» институт структурирования любой группы на семпаев и кохаев дает трещины. Прежняя система ценностей сталкивается с разрушительным влиянием двух факторов – размывания привычных экономических моделей (что обесценивает накопленный ранее социальный опыт) и воздействием глобальной культуры. Восприятие молодыми японцами традиционной системы ценностей прекрасно демонстрирует троп популярной культуры, возникший в результате противопоставления самурая нашим современникам. Ныне живущие японцы могут позволить себе такую роскошь, как мечта. А самурай имел перед собой лишь одну цель – умереть ради своего господина. Что в глазах современных подданных императора выглядит довольно паршивой перспективой. При этом идеализированный образ самурая давно успел подвергнуться деконструкции в массовом сознании. Ознакомиться с современными представлениями о «традиционной Японии» и самураях позволяют, например, популярные художественные произведения, такие как как «Дороро», «Клинок, рассекающий демонов», «Рема. Летопись» и т.д.
Отдельно необходимо отметить, что концепция божественного происхождения императорской фамилии была во многом обесценена самим Хирохито еще в 1946 г., когда тот официально выступил с отрицанием сакрального статуса японской нации. Концепция «Бога-Императора» была нужна его современникам в первую очередь для идеологического обоснования внешнеполитических амбиций Японии и угнетения ее иноплеменных подданных. Отказ нации от агрессивной внешней политики и смена военной экспансии экономической закономерно ослабили заинтересованность японских элит в продвижении тезиса о божественности. А поведение самого императора еще более закрепило эту тенденцию (фото потомка Аматерасу с Микки Маусом в Диснейленде само по себе обрушило сакральность образа монарха).
Длинная тень второй мировой
Но что действительно могло задеть чувства японцев, так это нарушение официальных канонов политики памяти империи. Нужно отметить, что в данном плане Япония во многом копирует «турецкую модель» мемориального режима. Токийские политики прекрасно осознают, каким образом негативное позиционирование прошлого может повлиять на национальную идентичность. И потому память о событиях Второй мировой войны выстраивается вокруг дискурса жертвы. Японцы акцентируют внимание на жертвах среди гражданского населения во время американских бомбежек, жертвенности камикадзе, напрасном и «самонадеянном» характере вступления в войну, унижениях периода оккупации, двойных стандартах союзников и т.д. При этом они не демонизируют победителей, оставляя «окно возможностей» для выстраивания контактов в настоящем и будущем.
Чтобы понять специфику восприятия японцами собственной истории XX в., нужно осознавать специфический характер ее позиционирования. Например, при описании землетрясения в Канто в 1923 г. в японских источниках вы вряд ли найдете упоминание о том, что сразу же за ним началось массовое истребление этнических корейцев и профсоюзных комитетов, проводившееся войсками и полицией при активном участии местного населения. Равным образом при описании выселения японцев с юга Сахалина вы вряд ли обнаружите данные, например, о резне корейцев в Мидзухо. Как и прочие великие державы, заботящиеся о своем будущем, Япония старательно пытается скрыть темные пятна в своем прошлом. Именно по этой причине Токио достаточно болезненно реагирует на мемориальные демарши Пекина и Сеула.
Вполне очевидно, что жест украинской стороны слабо сочетается с образом Японии как «жертвы войны». И потому он принципиально не мог вызвать иной реакции со стороны Токио. Однако не стоит ждать, что данный шаг существенно повлияет на восприятие Украины японцами. В рамках их картины мира «незалежная» обладает периферийным значением. По сравнению с выпадами Китая или Южной Кореи «прокол» властей Украины не имеет особого значения для японской общественности.
