Марина Литвинович: Наши политические институты не работают на низовом уровне
В продолжение дискуссии о будущем партийно-политической системы политолог, эксперт Центра ПРИСП Арсений Беленький побеседовал с Мариной Литвинович о том, почему партии не работают на низовом уровне, и в целом о кризисе системы представительства.
Марина Алексеевна Литвинович — российский политический деятель, политтехнолог, правозащитник. В 2003 году занимала должность заместителя руководителя избирательного штаба в федеральном штабе партии «Союз правых сил» во время выборной кампании в Государственную Думу. С 2005 года — член Федерального совета Объединенного гражданского фронта (ОГФ). В 2014 году в качестве политтехнолога сотрудничала с Гражданской платформой, в дальнейшем работала на Партию Роста на муниципальных и парламентских выборах. В октябре 2017 года вошла в предвыборный штаб кандидата в президенты России Ксении Собчак. Занималась сбором и анализом запросов и требований, а также взаимодействием с общественными движениями и активистами.
Марина Алексеевна, как бы Вы описали состояние партийно-политической системы в России, в каком состоянии она сейчас находится?
Одним словом - разруха! За последние годы произошло разрушение всех политических институтов, в том числе и партий. Посмотрите - ничего не работает: ни полиция, ни суды не выполняют своих функций, ни Государственная Дума как орган представительства тоже не выполняет свою функцию. То есть с партиями и с Госдумой не происходит ничего особенного, чего не происходило бы с другими институтами государства.
Что касается партий, то их «вырождение» связано с тем, что они стали полностью управляемы со стороны Кремля. Но в политике не работают никакие выстроенные сверху институты, они всегда остаются искусственными. Пример такого же плана — ОПРФ и общественные палаты в регионах, создание которых стало попыткой «заткнуть» дыру как раз на месте неработающей Госдумы и системы политического представительства. Общественные палаты появились в тот момент, когда стало понятно, что многочисленные активисты, общественные группы и НКО не имеют представительства во власти, что общественный пар никуда не выходит. Начало нарастать недовольство, ответом на которое стали не демократизация системы выборов, не снижение контроля за ними со стороны власти, не прекращение силового противодействия независимым общественным силам, а создание симулякра. Неудивительно, что и эти декоративные органы довольно быстро выродились, потому что тоже стали полностью управляемыми, ведь система не терпит никаких независимых институтов.
Ещё один хороший пример — это создание в регионах общественных наблюдательных комиссий (ОНК) по контролю за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания. Они тоже появились, когда стало понятно, что система исполнения наказаний деградировала и погрязла в насилии и в этой сфере нужен хоть какой-то общественный контроль. В начале своей работы в регионах и в Москве в ОНК было много независимых от системы ФСИН людей, правозащитников. Потом, к сожалению, это всё было снова взято под контроль, членами этих комиссий стали люди, связанные с силовыми структурами, или бывшие сотрудники самого ФСИН.
Таким образом, нет никакого локального кризиса партийной системы, а есть кризис системы политической, системы представительства и кризис институциональный. Пытаться что-то поправить в одной отдельно взятой области партийного строительства, боюсь, уже не получится.
А есть ли у нашей партийно-политической системы сейчас какие-то перспективы для перезагрузки?
Система сама перестроится в результате какого-то политического кризиса, большого или маленького. Необязательно в «огне революции», но точно в кризисе. Теперь способностью создавать политические кризисы обладают самые разные общественные силы: например, противники полигона «Ядрово» в Волоколамске и другие, не говоря уж о Навальном и его сторонниках. Посмотрите — буквально за полгода возникла целая армия протестных групп вокруг темы свалок. Эти люди — совершенные новички в политике, они не имеют никакого представительства во власти, причем и на местном уровне, ведь многие местные депутаты не встают на их сторону по понятным причинам. Выходит, эти люди организационно ни с кем не взаимодействуют, с партиями в том числе. Это, в частности, приводит к силовому конфликту. Очень яркий пример — когда некий мужчина кинул кирпич в окно мусоровоза, следующего в «Ядрово», и водитель пострадал. Это уже попытка решения проблемы силовым путем. Все эти протесты, когда люди ложились под колёса мусоровозов — результат того, что граждане, пытаясь отстаивать свои интересы, не получают представительства, у них нет никого, никакого депутата, кто бы защищал их на любом из уровней власти. Это два встречных процесса: снизу идет активность, сверху она подавляется, и это происходит уже не первый год.
В последнее время очевидна тенденция перехода общественных групп от позитивного активизма к протестной активности. Что необходимо сделать, чтобы избежать общественного взрыва?
Я ездила несколько раз в Волоколамск и представляю себе ситуацию вокруг свалки в «Ядрово». Протестная энергетика, которая идет снизу, должна была в чем-то выразиться, в идеале — в результате местных выборов, когда активисты протеста становятся местными депутатами или даже мэрами, не говоря уж о губернаторе. Но во многих местах мэров уже не избирают, и даже на муниципальных и местных выборах власти под любым предлогом не пропускают «протестных» людей, поэтому этот легальный путь выхода протестного пара — закрыт.
Безусловно, те законы, которые были приняты в последнее время, направлены на то, чтобы пресечь возможность участия в выборах новых местных лидеров. И муниципальный фильтр, и в целом действия избиркомов и силовиков, всё в сумме дает такой результат, что лидеры общественного мнения не попадают в местные органы власти. А система не должна выталкивать, она должна интегрировать людей, чтобы избежать общественного взрыва. Необходимо начать с нижнего муниципального, городского уровня, дать прорасти этому протесту, новому общественному движению вверх, на уровень власти. Интеграция разных оппозиционных сил во власть — вот рецепт.
На Ваш взгляд, почему политические партии фактически не представляют людей? Выходит, у нас система построена так, что с этими людьми общается государство.
Одна из причин неэффективности в том, что системные партии в последние годы буквально «сели» на госфинансирование. Финансирование «Единой России», «Справедливой России» и ЛДПР в значительной мере идет из средств федерального бюджета. Это значит, что им не нужно стараться завоевать внимание и доверие избирателя, потому что деньги и так есть, и, в общем-то, работать на низовом уровне тоже не надо, мотивация для них пропала. На местах, «внизу» хоть как-то работает КПРФ, где-то на низовом уровне представлено «Яблоко», а также много экзотики типа «Партии пенсионеров», «Возрождения России» и других неожиданных проектов. Но проблема действительно в том, что партии мало работают на низовом уровне: системные не работают, потому что нет мотивации, а несистемные, оппозиционные партии не работают из-за недостатка средств и силового давления.
Но мы же видим что у нас средняя, нормальная явка, люди приходят на выборы, голосуют за партии, которые есть. Почему они голосуют тогда?
За КПРФ голосуют во многом по привычке, за ЛДПР голосуют любители Жириновского, и если он исчезнет, будет большой вопрос о самой партии, потому что только он ее и вытягивает. У «Яблока» тоже есть своя, всё уменьшающаяся группа избирателей.
Однако выборы последних лет — и федеральные, и региональные — отличаются тем, что люди отчётливо начинают понимать — на этих «выборах» — выбора нет. Это, безусловно, сказывается на явке. А также это приводит к тому, что энергия протеста, недовольства никуда не уходит, закупоривается и накапливается.
Сентябрьские выборы в регионах отчетливо показали эту тенденцию с новой стороны: люди голосуют «за кого угодно», за «неважно кого», лишь бы не за действующую власть. Что и приводит ко вторым турам, в которые вместе с действующими губернаторами выходит кандидат, который вообще не собирался побеждать… Если так дальше пойдет, однажды какой-то регион возглавит спойлер губернатора, участвовавший в выборах не всерьез.
Давайте представим, что в контролируемой системе появляется новая правая или левая хорошая профессиональная партия.
На самом деле, раскол на правых и левых уже неактуален. С пенсионной реформой у нас правой стала сама власть, а левыми — все остальные. Если говорить о предстоящем выборе, то мы будем выбирать между переменами и тем, чтобы оставить всё как есть. Между сменой системы или попыткой ее консервации. Мне видится, что раскол будет проходить именно по этой линии. Все больше самых разных групп будут недовольны, поскольку не будут находить себе место в сложившейся политической системе. А с другой стороны, окрепнет группа бенефициаров этой системы, которая будет за нее держаться до последнего, поскольку только существование самой системы гарантирует сохранение и легитимность их власти и собственности.
Вспомните, как проходила президентская кампания, когда заговорили о будущем, об образе будущего, и образ будущего постоянно присутствовал в текстах Путина.
Конечно, Путин пытался перехватить эту тему, потому что сейчас есть дефицит с образом будущего. Ближайшая идеологическая дискуссия будет строиться как раз вокруг образа будущего, и нам, видимо, будет предложено развивать и укреплять путинскую систему. Будут искать и другие образы, но в любом случае будет запрос на перемены, это будет такая развилка между сохранением путинской системы и ее изменением. К этой развилке мы идем с 2005 года, с момента появления «Объединенного гражданского фронта» и коалиции «Другая Россия» (в которых я принимала участие). Этот раскол наметился тогда, когда на основе неприятия путинской системы смогли объединиться политики самых разных взглядов: коммунисты, левые, правые, либералы, националисты. И, собственно, «марши несогласных», которые тогда проходили, явились началом этого процесса.
В этой связи возникает вопрос о кризисе несистемной оппозиции. За время, которое Вы описываете, несистемная оппозиция от такой структурированной консолидации с выходом на улицы в 2012 году пришла в упадок.
Бессмысленно говорить об оппозиции вообще. Я уверена, что в кризисной ситуации новые лидеры будут появляться неожиданно. Конкретный пример появления нового лидера в кризисной ситуации — Игорь Востриков в Кемерово. Посмотрите — кризисная ситуация, эмоциональная ударившая по сердцу всех людей в России, вытолкнула наверх человека, который потерял семью и начал активно себя вести на митинге в диалоге с властью. Востриков за три дня превратился в того, за кем все следили и о ком все говорили. В политика, в представителя потерпевших и всех жителей Кемерово. В глазах людей – честного и имеющего неограниченное доверие в силу случившейся трагедии. Другое дело, что с ним стало дальше, это просто вопрос его личных качеств и чистых случайностей, но в кризисной ситуации лидеры появляются сами. Вы не можете их искусственно «родить», сконструировать, они сами появятся, когда пробьет час.
Любой кризис по-новому сконфигурирует и политическое пространство. Каждая сила будет определяться со своим отношением именно к новой повестке — как это только что произошло с пенсионной реформой. Старые ярлыки — «оппозиция», «партия власти» и другие — потеряют смысл. Кризис создаст новые силы и новые линии конфликта.
Мы можем попытаться обрисовать молодое поколение 13-18, 18-20 лет, насколько они политически активны, как молодые люди видят свое будущее в нашей системе?
Мне кажется, что появление нового поколения — это сильнейший фактор, который сыграет роль в ближайшие годы. Проблемы избирателей, которым сейчас 30-40 лет и больше, в том, что они в целом довольны, потому что хорошо помнят проблемы девяностых годов, проблемы голода, нехватки продуктов, пустых полок, разгула преступности, болезненных испытаний. А сейчас уже выросли люди, которые не помнят никаких проблем, не помнят, что было ещё хуже, и они будут воспринимать то, что есть сейчас, — как данность. И им будет недостаточно того, что есть сейчас, они захотят большего — большего представительства, большего учета их интересов, больше прав. Но они увидят, что всё «закупорено», и невозможно решать даже простые, низовые, неполитические проблемы. Что вся система прогнила и не годится. И им будет проще ее поменять, чем нынешним 40-летним.
Но мы не сможем это решить через какие-то информационные порталы? Судя по тому, что говорят отдельные чиновники, они очень верят в проекты типа «Активного гражданина», эти программы, и кажется, что это должно заменить всё.
Очень хороший пример с этим «Активным гражданином». Я сама — большой сторонник использования технологий краудфандинга и краудсорсинга. Например, в 2010 году я принимала участие в создании в интернете «Карты пожаров» — открытой системы сбора информации для помощи погорельцам. На созданную нами карту России любой человек мог занести информацию о том, что происходит в определенном месте, что горит, сколько людей пострадало, что нужно погорельцам. Этот проект возник как ответ на неспособность МЧС организовать мониторинг пожаров (а тогда горела вся Россия!) и организовать помощь в их тушении и помощь погорельцам — люди сидели на пепелищах без еды! Наш проект соединил волонтеров и пострадавших, мы тогда выступили как посредники, как «Uber» для погорельцев. Я безусловный сторонник всех этих технологий, но посмотрите, что случилось в конечном итоге с этим «Активным гражданином» и вообще с идеей о том, что вы можете пожаловаться на что-то, предложить что-то?
Проблема системы жалоб в Москве в том, что она сделана так, что все жалобы изначально стандартизированы, то есть если у вас есть какая-то особая жалоба, нестандартная, то вы ее на этом портале даже не найдете. Например, когда Собянин боролся с палатками, у меня рядом с домом убрали две палатки, которые стояли в стороне, никому не мешали и пользовались популярностью, потому что в районе с магазинами плохо. В одной палатке были качественные овощи-фрукты, в другой — свежий хлеб. Их убрали, но вскоре вместо них поставили две других — палатку с лотерейными билетами и палатку с мороженым. Это было похоже на издевательство, и я зашла на портал «Активный гражданин», чтобы пожаловаться. Но оказалось, что в списке проблем такой проблемы нет, а значит, вы не можете на нее пожаловаться. И другой пример: люди, которые жаловались на замену бордюра третий раз за два года, там тоже не нашли своей проблемы. Когда чиновники пытаются структурировать живую жизнь, выясняется, что снизу жизнь прорастает совсем другая, а они этого не видят. Отсюда — конфликт: снизу у вас растет одно, а наверху это не учитывают, поэтому система обратной связи не работает.
Нормальная политическая система должна учитывать вот эти прорастающие снизу проблемы. А всякая управляемость приводит к закупориванию. Люди сталкиваются с тем, что невозможно решить ни одну проблему, тебя не слышат, тебя как бы не существует с этими проблемами. Поэтому надо просто «раскупорить» систему, ослабить давление, дать дорогу новым силам. Это будет лучше, чем если все закончится взрывом и катастрофическим сломом всей системы.
