Крымское эхо спецоперации: уроки для СВО
Портал «Выбор народа» продолжает серию «исторических публикаций», связанных с темой спецоперации на Украине.
Политолог, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев – об опыте Крымской войны как «учебнике» для противодействия «коллективному Западу».
Затруднения, с которыми сталкиваются ВС РФ в ходе спецоперации на Украине, поневоле заставляют публицистов обращаться к аналогиям с событиями прошлых конфликтов России с западными державами. И едва ли не чаще всего они используют сравнения с Первой мировой или Крымской войнами. При этом последний конфликт (по недоброй традиции) позиционируется в России едва ли не как «проигранная победа». И это вынуждает нас обратиться к фактам, которые мы способны «взвесить и исчислить» в количественном выражении. Дать оценку уместности таких аналогий важно не только ради достижения «исторической справедливости». Куда важнее указать на уроки прошлого, забвение которых может заметно отдалить день победы в ходе СВО.
Накануне Крымской войны Россия обладала самой большой сухопутной армией Европы, степень ее влияния на дела Старого Света позволяла монархии Романовых носить неформальный титул «жандарма Европы». Выстроенная Николаем I «вертикаль власти» создавала впечатление полной управляемости административного аппарата империи. Однако в итоге русская армия, воевавшая у себя дома, потерпела поражение от неприятельского десанта, «подвезенного за три тысячи верст». Черноморский флот был отправлен на морское дно без единого выстрела со стороны британских линкоров. Управленческий аппарат не смог обеспечить войска продовольствием, оружием и боеприпасами. Рубль обесценился, дефицит государственного бюджета достиг рекордных размеров, цены на продовольствие взлетели до небес. Впервые в истории великая держава лишилась права держать флот на своем внутреннем море. Россия впервые лишилась территорий со времен Тильзитского мира 1807 г. Как это стало возможным, и мог ли условный «герой на троне» внезапно изменить ход конфликта после того, как база Черноморского флота попала в руки противника?
«А так можно было? – Нет, нельзя»
Многих историков-любителей мучает вопрос: а не могла ли Россия продолжить «крымскую спецоперацию» уже после падения Севастополя? В силу вполне понятных причин, наши современники объясняют решение Петербурга заключить мир с западными державами влиянием субъективного фактора: руководству империи не хватило политической воли, Александр II оказался куда мягче своего «железного отца».
Однако сохранившиеся источники ставят жирный крест на этих гипотезах. Еще в начале января 1856 г. в Зимнем дворце прошло заседание высших сановников империи под руководством самого монарха. Его участники намеревались изыскать ресурсы для продолжения войны, однако по итогам дискуссии был сделан вывод о том, что это невозможно чисто технически. По мере того, как выступление каждого из участников дополняло общую картину войны, собравшимся становилось все более очевидно, что попытки продолжить борьбу лишены смысла. Войска не имели должного количества оружия и боеприпасов, а полностью расстроенная финансовая система не позволяла решить проблему за счет вливания дополнительных средств в промышленность (крайне зависимую от импорта оборудования из Европы, в первую очередь – из Британии).
А на какие деньги?
Дефицит государственного бюджета в 1856 г. вплотную приблизился к отметке 773 млн рублей серебром. Эта сумма в три с половиной раза превышала доходы казны. Для сравнения, в 1852 г. дефицит бюджета составлял всего 32 млн. За три года войны объем выпущенных кредитных билетов увеличился вдвое. В результате в 1854 г. был прекращен свободный размен бумажных денег на золото, в 1858 г. – на серебро. В глазах иностранных коммерсантов рубль превратился в аналог «монгольских тугриков». В феврале 1854 г. был запрещен вывоз золота за границу, после чего оставшийся в стране «желтый металл» стал объектом крупномасштабных спекуляций. Выправить ситуацию в сфере государственных финансов у «команды» Александра II удалось лишь к 1870-м гг. (чтобы потом вновь обрушить их в ходе русско-турецкой войны).
Доходы казны от прямых податей в 1852 – 1855 гг. уменьшились с 18,5 млн рублей до 14,9 млн. Размер недоимок по всем видам налогов за 1853 – 1855 гг. вырос на 10 млн. Руководство Минфина решило творчески подойти к решению проблемы и начало взымать в некоторых регионах (например, в Волынской и Подольской губерниях) налоги зерном, крупами и мукой.
Однако вскоре от этой практики пришлось отказаться: в условиях неурожая обвешанные недоимками крестьяне в принципе не могли отдать долги зерном в силу отсутствия даже минимальных излишков последнего.
За период войны импорт машин в Россию сократился в 10 раз. Одновременно уменьшился и ввоз промышленного сырья. Так, объем импорта хлопка упал в 2,5 раза, что не замедлило отразиться на состоянии текстильной промышленности. Экспорт хлеба (основного источника получения валюты) за время боевых действий уменьшился в 13 раз. Усугубляло ситуацию то, что основными покупателями российских товаров зарубежом были именно Англия и Франция: на момент начала войны они поглощали 59% российского экспорта.
Возник острый дефицит рабочих рук: в армию было призвано около 1,5 млн. мужчин, и еще 18 тыс. были мобилизированы для организации разного рода работ. Оторванные от земли крестьяне строили укрепления и дороги, выполняли обязанности «лесной стражи», несли караулы на границах регионов, на своих подводах эвакуировали казенное имущество и т.д. На выполнении работ приходилось использовать собственный скот, который массово погибал из-за тяжелых нагрузок. Только у государственных крестьян Таврической губернии за период с 1 мая 1854 г. по 1 мая 1856 г. при выполнении повинностей пали 35 тыс. волов, 12,8 тыс. лошадей и 523 верблюда. Общую стоимость всех выполненных крестьянами натуральных повинностей в одном лишь 1855 г. МВД оценивало в 113,5 млн рублей.
Из-за нехватки работников заметно сократилось производство продовольствия. Соответственно, выросли и цены на основные продукты питания. Цена ржаной муки за время войны увеличилась на 50%, пшеницы — на 75%, гречневой крупы — на 97%, картофеля — на 92%. И это напрямую отражалось на положении действующей армии. Потребности войск в провианте удовлетворялись только на 60–70%. А острая нехватка фуража провоцировала падеж лошадей и волов.
Дырявый щит отечества
Состояние отечественного ВПК тоже не давало поводов для оптимизма. Россия вступила в войну, располагая запасами пороха в размере 370 тыс. пудов при установленной свыше норме в 457 тыс. Три пороховых завода империи - Охтенский, Шостенский и Казанский - за годы конфликта нарастили производство с 86,5 тыс. пудов до 159,8 тыс. Однако этого было недостаточно. Только в ходе длившейся 11 месяцев осады Севастополя защитники города израсходовали 250 тыс. пудов пороха. При этом отсутствие у России собственного производства серы и селитры в достаточных масштабах в принципе лишало империю шансы покончить с дефицитом пороха на фоне нехватки финансов и сокращения внешней торговли.
Не лучшим образом обстояли дела и с производством снарядов. Защитников Севастополя ими снабжал Луганский литейный завод. За время войны ежедневная норма производства боеприпасов на нем выросла с 80 пудов до 600 пудов. И все бы хорошо, но Артиллерийская экспедиция Черноморского флота требовала увеличить производство минимум до 2 тыс. пудов в сутки. Чем оборачивался снарядный голод на практике? Наглядный пример: в ходе бомбардировки Севастополя 4 июня 1855 г. союзники имели по 400 — 500 зарядов в боекомплекте к орудию, в то время как защитники – по 140 на пушку и по 60 на мортиру. Во время бомбардировки 24 – 26 августа на три неприятельских выстрела гарнизон Севастополя отвечал одним. В итоге от огня вражеской артиллерии за три дня из строя выбыли примерно 8 тыс. защитников города, а батареи Малахова кургана замолчали, что фактически предопределило исход последующего штурма и падения города. Отдельно нужно отметить, что в предвоенные годы государственные заказы на производство снарядов выполнялись лишь на 23–35% при браке 60–80%.
«Доброго» слова заслуживают и мастера-пушкари. Систему производства артиллерии в николаевской России хорошо характеризует слово «караул». За период 1834 – 1852 гг. на уральских казенных заводах было отлито лишь менее половины от количества, указанного в правительственных нарядах. В итоге к началу войны в крепостной артиллерии недоставало 1 586 орудий (и около 1 млн снарядов). Производство медных полевых и осадных орудий было в основном сосредоточено в мастерских петербургского и брянского артиллерийских арсеналов. А качество дорожной сети (точнее – ее отсутствие) обуславливало ситуацию, при которой отправленные в 1855 г. «на фронт» орудия поступали в войска лишь в следующем году. Это при том, что лишь в одном Севастополе за время осады вышли из строя приблизительно 900 орудий.
Численность действующей части Руссой императорской армии к началу войны составляла почти 1 млн человек. Которые испытывали нехватку пехотных ружей в количестве более чем 482 тыс. штук. Из 43 тыс. положенных по штату пистолетов в войсках имелись лишь около 8 тыс. На этом фоне не вызывает удивления, что в реальности из действующей армии в ходе войны была мобилизована лишь половина. Две трети этих сил в итоге были выдвинуты в качестве заслонов против Австрии, на балтийское побережье и в Польшу. К концу боевых действий в Крыму силы русской армии на полуострове насчитывали 115 тыс. человек, силы союзников – 150 тыс. человек (при том, что турецкие контингенты были переброшены на Кавказ).
Эти цифры объективно подтверждают выводы профессиональных историков: Россия проиграла отнюдь не случайно. И, более того, у нее почти не было шансов выиграть в этом конфликте. В том числе потому, что военное и политическое руководство годами закрывало глаза на проблемы Вооруженных Сил и продвигало вверх по командной лестнице генералов вроде командира IV корпуса Даненберга, который накануне Инкерманского сражения отказался брать с собой карты местности, заявив, что знает ее, «как свой карман».
Уроки Крымской войны показывают, что ошибки, допущенные в предвоенные годы, должны исправляться оперативно и в полной мере. В противном случае при столкновении с противником, поддержанным коллективным Западом, кажущиеся терпимыми недостатки собственной армии способны обернуться более чем ощутимыми проблемами. Нельзя рассчитывать на «русский дух», «суворовские традиции» и т.д., если ты не имеем прочного экономического тыла, передового ВПК и эффективно работающей системы снабжения войск.
