Политреформа: Новые партии или фракции в ЕР?
Политолог, эксперт Центра ПРИСП Арсений Беленький и первый заместитель директора Центра ПРИСП Александр Зябрев дискутируют на тему трансформации партийно-политической системы России в свете публикации доклада коммуникационного холдинга «Минченко консалтинг» «Новая политическая реальность и риски антиэлитной волны в России». Что лучше: новые партийные проекты или фракционирование «Единой России»?
Арсений Беленький:
Итоги губернаторских выборов во Владимирской области, Приморском и Хабаровском краях и Республике Хакасия отчетливо показали, что текущие парламентские партии не соответствуют ожиданиям и запросам значительной части жителей России. Кризис системы представительства в нашей стране привел к тому, что в четырех регионах каждый второй избиратель пришел на избирательный участок, чтобы скорее выразить свой протест, чем отдать голос «за».
Авторы доклада «Минченко консалтинг», напоминая о росте «антиэлитных настроений в России» и «левом повороте», проводят параллели с ростом популярности евроскептиков, а также, например, с победой Дональда Трампа на выборах в США в 2016 году. Однако, если на Западе речь идет действительно о кризисе традиционных партий, что связано с радикализацией общества и процессами, ведущими к распаду политического и социального консенсуса, сложившегося после Второй мировой войны, — в нашей стране актуальнее говорить о текущих технологических и кадровых ошибках, допущенных партией власти в регионах, где проходили вторые туры. Так, в Хабаровске кандидат от «Единой России» Вячеслав Шпорт фактически вообще отказался от агитации; он сам поверил, что выборы – это «технический» момент, и дорого за это заблуждение заплатил. Ситуация с Виктором Зиминым в Республике Хакасия проглядывалась задолго до выборов — политический рейтинг губернатора был минимальным уже давно, и кадровое решение можно было принять существенно раньше. Уже эти ошибки обнажили проблемы политической системы. Первая из них – это то, что в стране, которая 70 лет была самой левой на планете, партия власти оказалась самой правой. В итоге, когда потребовалось принимать не самые популярные решения, например, по пенсионной реформе, «Единая Россия» оказалась «прижатой к канатам» левой популистской риторикой КПРФ и ЛДПР.
Отмечу ряд предложений «Минченко консалтинг» по преодолению кризиса представительства в нашей политической системе. Например, авторы исследования называют наиболее реалистичным сценарий создания нового проекта на базе партии «Справедливая Россия». Перечисляя преимущества такого решения, авторы доклада называют СР «готовым продуктом», в который не нужно организационно вкладываться. Но мы же видим, что повестка «Справедливой России» вообще мало кому известна — вернее, ее нет. От партии осталось несколько ярких лидеров, таких как Галина Хованская и Олег Шеин. При этом прошедшие выборы доказали, что «Справедливой России» больше нет на политическом поле: справороссы не вышли во второй тур голосования ни в одном регионе за исключением Хакасии, где эсер Андрей Филягин неожиданно стал претендентом на пост губернатора после снятия с выборов кандидатуры Виктора Зимина (но сразу же от этих выборов отказался, демонстрируя свою политическую импотенцию). Перспективы возрождения справороссов в такой ситуации выглядят сомнительно. Население не поверит в новую «Справедливую Россию», если делать ребрендинг. Эту модель политической партии пора снимать с конвейера.
Политический выбор людей во многом зависит от восприятия партий, которое формируется со временем и по итогам тех или иных событий. Ассоциации, которые несет в первую очередь «Единая Россия» — это стабильность и преемственность, гарантированные президентом Путиным. Запрос на стабильность очень популярен, ведь нынешнее поколение пережило глобальную трансформацию страны. Люди видят нарастающие экологические, экономические, политические вызовы и в стране, и в мире, поэтому надежная опора, оплот стабильности, о которых заявляют в «Единой России», выглядит привлекательно. Пик запроса на стабильность был достигнут как раз перед присоединением Крыма. Сейчас же растет запрос на изменения и развитие — есть ощущение, что экономика уперлась в предел своих возможностей. Если запросу на стабильность «Единая Россия» продолжает отвечать, то запрос на перемены остаётся не удовлетворенным. Если мы хотим стабильную политическую систему, нужно сделать так, чтобы эта система оправдывала ожидания населения. Возможно, нужно просто стать проще и стараться больше соответствовать ожиданиям людей. Складывается ощущение, что запрос на изменения удовлетворяется исключительно в кадровой политике Кремля. Только в тех регионах, где произошло обновление губернаторов, вырос уровень доверия ко всей системе власти.
В своем докладе эксперты «Минченко консалтинг» приводят данные октябрьского опроса РАНХиГС. В ходе опроса РАНХиГС 42% респондентов не смогли назвать партию, выражающую их интересы. Более четверти (28%) респондентов разделяют мнение, что партии выражают в первую очередь интересы богатых людей, олигархов, власти (17%), а также их лидеров (12%). При описании действующей партийно-политической системы участники фокус-групп чаще всего называли «фасадность», некомпетентность, замкнутость и коррумпированность системы. Также эксперты РАНХиГС упоминают четыре ниши для популистских проектов — либеральную, левоконсервативную, антиэлитную и лидерскую. Ключевым форматом для новой партии респонденты назвали диалог с населением (34%) и отчеты перед ним (32%), а социальная справедливость трактуется как равенство перед законом (35%). Либерально-рыночные идеалы, в то числе свободу слова, по данным исследования РАНХиГС, поддерживают 34% опрошенных (17% — за партию в поддержку малого бизнеса и еще 17% — за либеральную партию с идеологией защиты свободы слова и выбора).
Если говорить, например, о либеральном электорате, к которому социологи РАНХиГС отнесли 34% респондентов, то у граждан, готовых голосовать за правые партии, нет четких сформулированных запросов, — они чаще недовольны настоящим положением вещей, но их лидеры разрознены и пассивны. Та часть людей, которая в потенциале голосовала бы за идею – «дайте мне больше свободы и возможностей, а я сам устрою свою жизнь и своих близких» — сейчас чаще молчит и работает или голосует «ногами». То же можно сказать и о президентских выборах 2018 г., на которых кандидаты от правых сил (Ксения Собчак, Борис Титов и Григорий Явлинский) получили крайне низкий результат даже в тех регионах, где они могли рассчитывать на поддержку, например, в Москве. Таким образом, «либеральная ниша» никем не заполнена и не представлена: существующие правые партии не получают голосов граждан, разделяющих либеральные ценности, а люди, готовые поддержать правую партию, голосуют либо за «Единую Россию», либо вообще не ходят на выборы. Авторы «Минченко консалтинг» среди своих предложений по реформе политсистемы упоминают создание правой партии с позитивной повесткой по типу «Союза Правых Сил» в 1999 году. Что касается этого предложения, то, возможно, лучше не создавать вновь СПС, воспроизводя старые лозунги, а обратиться, например, к более удачному опыту создания либерально-консервативной партии по примеру республиканцев в США. За последнее десятилетие новые мировые политики либерально-консервативных взглядов ответили на вызов времени и населения и сформировали политический капитал. Большинство из них в итоге через сопротивление прошли в большую политику и влились в существующие крупные европейские партии или занимают важное место в партийных коалициях.
Еще одно предложение авторов доклада «Минченко консалтинг» — эволюция «Единой России» изнутри и укрепление фракций внутри ЕР через развитие платформ и другие механизмы, то есть имитирование японской политической модели после окончания Второй мировой войны, когда Либерально-демократическая партия была правящей в течение десятилетий, но при этом очень сильно фракционирована. Очевидно, в рамках данной модели у нас не будет реальной конкуренции и альтернатив, и существующие партии вряд ли будут в состоянии реагировать на все новые вызовы, актуализируя свою повестку. На данный момент в партии власти не подразумевается дискуссия или инакомыслие — например, об этом чётко было указано Наталье Поклонской и Сергею Железняку после голосования по вопросу пенсионной реформы. А другие партии не обладает ни властью, ни перспективами и не могут стабилизировать систему, стоящую на одной ноге «Единой России».
Александр Зябрев:
Авторы доклада «Минченко консалтинг» «Новая политическая реальность и риски антиэлитной волны» обозначили все многообразие вариантов развития событий, диагностировали текущую ситуацию, но материал при этом не содержит анализа и разбора вариантов трансформации политсистемы. Налицо попытка анализа тенденций нашей партийно-политической системы, но все, что выбивается за какую-то текущую деятельность, обозначено популизмом, что мне кажется сомнительным. Также доклад не отвечает на вопросы о том, для чего партии в России сейчас нужны, и какие задачи должны решать? В качестве одного из сценариев реформы политсистемы в связи со снижением потенциала поддержки «Единой России» авторы называют запуск нового партийного проекта. Однако в данный момент внутри самого общества отсутствуют естественные предпосылки для искусственного создания второй партии. Кроме того, полагаю, что еще не поздно трансформировать «Единую Россию» через усложнения ее деятельности.
На мой взгляд, чтобы преодолеть «застой» в нашей партийно-политической системе, партии должны начать решать целый ряд задач. Во-первых, они должны вырабатывать и предлагать обществу идеи, не просто абстрактные идеи, а идеи, оформленные в виде стратегии, законов, проектов, — того, что может быть дальше реализовано непосредственно в практике государственного строительства. Во-вторых, партии должны быть готовы предложить кадры для реализации той политики, которую они предлагают обществу. И в-третьих, партии должны обладать необходимым набором инструментов, технологий, чтобы принимать участие в выборах и продвигать свои идеи.
На данный момент та же «Единая Россия» не вырабатывает идей сама по себе и не продвигает свои кадры. Эти функции в значительной степени реализуются администрацией президента и органами исполнительной власти. А «Единая Россия», скорее, является инструментом для продвижения того, что придумали и предложили другие. Но при этом, безусловно, ЕР имеет в своем распоряжении большое количество людей, систему горизонтальных и вертикальных связей и обладает, наверное, уникальным по текущим меркам опытом проведения политических кампаний. Соответственно, вопрос состоит в том, чтобы, с учетом наметившегося кризиса, перераспределить права и обязанности между членами ЕР и бюрократией, которая в первую очередь реализует свой потенциал через участие в деятельности органов государственной власти. Может ли сложится так, что ЕР будет сама предлагать идеи и продвигать кадры? В принципе, инструменты внутри ЕР для этого есть. С одной стороны, это упомянутая «Минченко консалтинг» система проведения первичных выборов, которая худо-бедно функционирует: в ходе первичных выборов ЕР раскручиваются кандидаты, которые потом идут на основные выборы. С другой стороны, до сих пор существует абсолютно незаметный институт платформ. И именно платформы должны стать местом, где обозначаются позиции будущих кандидатов, вплоть до того, что они должны стать главными субъектами выдвижения кандидатов для участия во внутрипартийных выборах. Если запустить процесс такой трансформации, то, возможно, этот механизм мог бы заработать как раз к тому времени, когда надо будет решать проблему 2021 и 2024 года.
При этом я продолжаю оставаться сторонником теории, в соответствии с которой для России в ближайшей перспективе является оптимальной полуторапартийная система, когда в центре стоит партия, объединяющая в своих рядах основную часть бюрократии. Другое дело — чтобы такая система функционировала, необходимы следующие обстоятельства: нужно, чтобы внутри этой самой «Единой России», партии, которая является ядром полуторапартийной системы, были фракции, была разрешена дискуссия, можно было вносить инициативы и бороться, чтобы те же первичные выборы были реальными. Так же наиболее продвинутые части этой самой бюрократии тогда тоже должны взять на себя обязательства и относиться к внутрипартийным процессам с чуть большим уважением, чем в данный момент. И если создавать полноценную полуторапартийную систему, — так давайте образуем многомандатные избирательные округа, как в Японии, где фактически полуторная система с теми или иными нюансами существует на протяжении всего послевоенного периода. Японская модель как раз поддерживается за счет того, что Либерально-демократическая партия состоит из нескольких группировок. Они тоже устраивают свои праймериз, но, в любом случае, не получается так, что какая-то из группировок не остается вообще без мандата. При образовании многомандатных округов кандидаты, представляющие различные партийные платформы, могли бы тоже принимать участие в выборах и конкурировать между собой, отчасти подчеркивая то, что их объединяет. Поэтому тут надо определиться с целью, с конструкцией, которую мы хотим сконструировать, а дальше уже обсуждать тот же вопрос о смягчении муниципального фильтра. С муниципальным фильтром я в данном случае привел пример только потому, что, будучи, на мой взгляд, абсолютно правильным, полезным институтом, направленным на то, что кандидат должен показать, что его поддерживает какое-то количество вполне себе серьезных людей, — но чтобы он не был инструментом, искусственно ограничивающим конкуренцию на губернаторских выборах. Если есть конкуренция, тогда есть шанс, что проявятся фигуры, которые, глядишь, потом и в президенты пойдут и партии возглавят. В таких условиях вполне возможно, что на ближайшие как минимум лет 50 именно полуторапартийная система была бы наиболее подходящей для того, чтобы дальше делать шаги, чтобы производить идеологию и кадры.