Откуда есть и пошли «лишние люди»
Политолог, ведущий аналитик Фонда защиты национальных ценностей, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев, в продолжении темы «лишних людей», анализирует социально-политические риски и предлагает их минимизировать путем реиндустриализации экономики и «перезагрузки» политики пространственного развития.
«Лишние люди»: причины возникновения проблемы
Как минимум, с начала 2000-х гг. российская экономика начала стремительно трансформироваться, одновременно меняя и облик общества. За пределами «станового хребта» экономики в лице нефтегазовой сферы, металлургии, ВПК и ряда иных отраслей, промышленное производство начало сжиматься. Крупные и средние предприятия, пережившие 1990-е гг., но так и не вписавшиеся в рынок, либо массово закрывались, либо существенно сокращали объемы производства. В первую очередь это касалось заводов и фабрик, расположенных за пределами мегаполисов и административных центров регионов, т.е. пунктов, на которых замыкаются крупные финансовые потоки.
В 2000 г. среднегодовая численность занятых в обрабатывающей промышленности составляла более 12,2 млн. человек, в 2015 г. – 9,8 млн. В 2010 – 2015 гг. численность сотрудников, работающих на промышленных производствах, сократилась на 6,2%.
Произошло усиление концентрации промышленного производства в региональном разрезе. На 2016 год 20 из 85 регионов России обеспечивали 2/3 объема национального выпуска индустриальной продукции.
Не решенной осталась проблема моногородов, которых в 2015 году насчитывалось 319. На 248 из них экономическая обстановка оценивалась как сложная или предполагающая риск существенного ухудшения. В «проблемных» моногородах на 2015 г. проживало в общей сложности свыше 8,8 млн. человек.
Одновременно наблюдалось постепенное вытеснение мелкой торговли (как товарами, так и услугами) в результате развития крупных сетей.
С 2005 по 2018 гг. число розничных рынков в России сократилось с 5831 до 1002. Количество торговых мест на рынках уменьшилось с 1,2 млн до 261,8 тыс. Количество организаций, осуществляющих розничную торговлю (помимо реализации автотранспортных средств), упало с 366 тыс. до 290 тыс. Численность индивидуальных предпринимателей, работающих в сфере торговли, уменьшилась с 1448 тыс. до 1258 тыс.
«Вахтовая» и «платформенная экономики»
Результатом структурных изменений в экономике (или отсутствия позитивной динамики по отдельным позициям) стало развитие двух процессов, тесным образом связанных между собой. С одной стороны, усилилась миграция трудовых ресурсов между регионами, с другой – переход кадров из промышленности, торговли или мелкого предпринимательства в сферу оказания услуг, в первую очередь – в рамках «платформенной экономики» (онлайн-такси, службы доставки еды и пр.).
Рост значимости последнего направления обуславливается как расширением соответствующих сфер бизнеса, так и ростом числа банкротств предприятий, насыщающих рынок труда сравнительно дешевой рабочей силой. В 2017 г. в России обанкротилось 13 557 предприятий и организаций (почти столько же, сколько в кризисном 2009 г.). Свою роль играет как падение заинтересованности в найме кадров без опыта работы по специальности, так и в целом «сжатие» спроса на рынке труда.
По данным Росстата, доля занятого населения, работающего за пределами своего региона регистрации, составила: в Ленинградской области – 20,9%, в Московской области – 19,3%, в Республике Адыгея – 16,5%, в Чувашской Республике – 12,5%, в Республике Калмыкия – 11,8%, в Еврейской автономной области – 10,1%, в Тульской области – 9,5%, в Владимирской области – 9,5%, в Орловской, Ивановской, Пензенской областях, Мордовии и Башкортостане – более 8%.
Работать за пределы своего региона выезжают в основном мужчины (75,1%) и представители молодежи (на долю людей в возрасте 15 – 34 лет приходится 42,8% всех трудовых мигрантов).
Наблюдается тенденция к существенному увеличению численности внутренних трудовых мигрантов. В 2011 гг. их численность составляла около 1,9 млн. человек, в 2017 г. – более 2,8 млн. Рост фиксируется в том числе на территории достаточно благополучных регионов, таких как Белгородская и Тюменская области.
Важно подчеркнуть, что речь идет лишь о данных официальной статистики. Они выведены без учета размеров «теневого сектора» российской экономики. Также важно помнить, что речь идет о средних показателях. На территории конкретных регионов или муниципальных образований описанные проблемы зачастую проявляются в более острой форме.
Между «надо валить» и «некуда валить»
Результатом развития описанных процессов становится, с одной стороны, появление «лишних людей» в экономике, а с другой - нарастание недовольства внутри этой группы населения (а также «кандидатов» на включение в ее ряды). «Лишние люди» объективно не имеют возможности самореализоваться и добиться благосостояния в местах постоянного проживания. В случае депрессивных регионов шанс на решение этой проблемы дает переезд в мегаполис. Однако даже в этом случае речь идет о неполном решении: арендная плата за жилье или платежи по ипотеке лишают большинство «понаехавших» возможности делать существенные накопления и потреблять на уровне, сопоставимом с качеством жизни «местных».
«Лишние люди», родившиеся на территории мегаполисов, находятся в противоречивом положении. Им не нужно тратить значительную часть заработка на аренду жилья, и потому они менее ограничены в выборе работы. Продажа или размен жилья могут стать для них источником получения первоначального капитала (при условии миграции в пригород). Но в то же время у их положения имеется и малоприятная сторона. Жители регионов могут использовать в качестве социального трамплина переезд в Москву (Петербург, Екатеринбург, Тюмень и т.д.). Но для уроженцев мегаполисов, чаще всего, переезд может стать каналом социальной мобильности в одном случае – в рамках эмиграции (за исключением случаев, когда имеется шанс «поправить дела» за счет продажи недвижимости). Однако возможность конкурировать на зарубежных рынках труда требует наличия высоких и достаточно узкоспециализированных навыков, приобретение которых требует времени и немалых финансовых вложений. Шансы трудоустроиться за рубежом для молодого программиста и выпускника филфака отличаются на несколько порядков. Иными словами, многим из «лишних людей» в регионах просто «некуда валить».
Тревожные перспективы
Обозначенная проблема не решиться сама собой. И в ближайшие годы можно ожидать разрастание ее масштабов. В последние годы мы наблюдаем усиление экономической дифференциации между регионами РФ, рост дефицита и суммарного долга субъектов федерации и муниципалитетов. Решать проблемы долга и дефицита, вероятнее всего, будут за счет сокращения бюджетной занятости, «оптимизации» сети школ и медучреждений, сокращения иных социальных расходов.
В то же время стратегия пространственного развития России продолжает выстраиваться на основе тезиса о необходимости стимулировать развитие крупных (от 500 тысяч жителей) и крупнейших агломераций (свыше 1 млн. обитателей). Последнее будет способствовать притоку «лишних людей» из депрессивных районов в мегаполисы и увеличению предложения на их рынках труда. Последнее откроет для компаний «платформенной экономики» новые возможности в плане давления на персонал (избыток рабочих рук всегда способствует этому). Что в итоге обернется ростом социального недовольства. И эффект относительной депривации, порожденный расхождением между реальностью и ожиданиями «понаехавших», лишь усугубит ситуацию.
«Лишние люди» как источник социально-политических рисков
Тему «лишних людей» уже неоднократно поднимал эксперт ПРИСП Алексей Сахнин. Представленная работа представляет собой результат попытки развить и дополнить изложенные им тезисы в контексте вопроса о сопутствующих социально-политических рисках.
Кризис, поразивший российскую экономику в 2014 г., уничтожил компенсаторный барьер, сдерживавший недовольство «лишних людей». В новых условиях даже представители политической и экономической элиты были вынуждены усилить конкуренцию за сократившуюся в объеме ресурсную базу. (Последнее неоднократно отмечал, в частности, Евгений Минченко). Для многих россиян стало очевидным, что их надежды повысить собственное благосостояние и социальный статус беспочвенны. Затяжное падение реальных доходов граждан закрепило эту модель восприятия будущего.
«Лишние люди» лишились позитивного образа будущего. Для них оно обрело форму вечно повторяющегося «дня сурка», временной петли, из которой невозможно выбраться. Но ситуация такого рода поневоле подталкивает человека к выбору между «кошмарным концом» или «кошмаром без конца».
Роль катализаторов недовольства в течение последних 10 - 15 лет играют культурная глобализация и связанная с ней «революция ожиданий». Благодаря развитию Интернета, в первую очередь – видеохостингов и социальных сетей, основанных на демонстрации графического контента, россияне получили развернутое представление о стандартах потребления на Западе и нормах жизни в экономически развитой стране.
Одновременно развитие соответствующих сервисов открыло широкие возможности для демонстрации престижного потребления представителями среднего класса и части истеблишмента. Последнее в первую очередь касается представителей младшего поколения элит. На фоне этого призывы со стороны представителей истеблишмента «затянуть пояса» в период кризиса вызывали, как минимум, раздражение.
Параллельно в обществе начало формироваться представление о том, что «кризис существует лишь для бедных». А представители высших слоев населения, напротив, продолжают преумножать свои капиталы и, в худшем случае, сохраняют прежние стандарты потребления.
Ситуацию усугубляет приближение периода политического транзита. В сложившейся ситуации перемены начинают восприниматься частью элит как источник потенциальной опасности. В результате растет сопротивление любым предложениям относительно проведения необходимых реформ.
В сложившейся ситуации естественным образом начало накапливаться социальное недовольство. Однако значительная часть путей его канализации оказалась перекрыта. Риски, связанные с угрозой организации в России «цветной революции», гипертрофированно острая реакция отдельных чиновников на критику в адрес власти как таковой, присущее им стремление к тотальному контролю над информационным полем, нежелание представителей индустрии развлечений создавать поводы для конфликта с властью – вот далеко не полный перечень факторов, обусловивших возникновение этой ситуации. В результате непродуманные попытки минимизации политических рисков обернулись возникновением реальной угрозы. Социальное недовольство, не будучи выплеснутым на поле публичной критики, начало накапливаться и трансформироваться в политическую форму.
Одновременно «каналы выпуска пара» начали формироваться на альтернативном информационном поле – в Интернет-пространстве. Этим достаточно грамотно воспользовалась оппозиция, сумев завоевать симпатии значительной части «сетевых недовольных». Достаточно быстро Интернет из площадки пропаганды превратился в инструмент политической мобилизации протестно настроенных граждан. Идет ли речь об акциях протеста федерального масштаба (таких, как митинги 26 марта 2017 г.) или крупных региональных выступлениях (стоит вспомнить события в Архангельской области, Коми или Екатеринбурге), Глобальная Паутина всегда играла роль основного инфраструктурного пространства недовольных.
Таким образом, непродуманные действия конкретных политиков по блокировке «клапанов выпуска социального пара» обернулись для власти возникновением полноценной угрозы для стабильности политической системы.
Разорение мелких собственников и их последующая маргинализация (посредством перехода в категорию «лишних людей») также несут в себе ряд угроз для сложившейся социально-экономической системы. Подрывается убежденность в «святости» частной собственности, уничтожается мобилизационный потенциал идеи «честного труда» как источника благосостояния. Это способствует росту популярности левых идей (причем речь идет отнюдь не об умеренной социал-демократии КПРФ или СР). Альтернативой им выступают различные вариации крайне правых политических концепций (не случайно фашизм именовали диктатурой мелких лавочников, точнее – разорившихся мелких лавочников). В «лучшем» случае у лишенных социального лифта граждан формируется деструктивная модель мировосприятия и поведения. Отсутствие жизненных перспектив уничтожает мотивацию к упорному труду, достижению успеха и обретению новых навыков. Уничтожается сама трудовая этика. Работник начинает воспринимать нанимателя как эксплуататора, выполняет свои обязанности в минимально необходимом объеме и при любой возможности присваивает себе собственность предприятия. (При этом последнее рассматривается едва ли не как акт социальной справедливости).
Рост численности «лишних людей» сопровождается крушением патернализма. В их сознании происходит трансформация восприятия государства. Оно перестает оцениваться как защитник или медиатор-выразитель общих интересов. В худшем случае его начинают воспринимать едва ли не как «социального паразита». Значимость последнего нельзя недооценивать, в особенности – на фоне падения доверия к власти после пенсионной реформы.
Нельзя обойти вниманием и такое последствие роста численности «лишних людей», как деградация целого ряда профессий, имеющих ключевое значение для социально-экономического развития страны и, как следствие, ее политического статуса. Ряды сотрудников «платформенной экономики» пополняют в том числе молодые педагоги, врачи и т.д. В идеале именно эти люди формируют базу экономического процветания страны. Они не просто готовят кадры для высокотехнологических производств и обеспечивают их работоспособность. Без их участия в принципе невозможно появление инноваторов. Даже банальное внедрение зарубежных разработок требует корпуса грамотных специалистов, способных освоить новую технологию. За годы обучения в школе человек может получить навыки, необходимые для работы на производстве. Но он приобретет умение осваивать новую информацию, а его базовые знания позволят осознанно воспринять новый материал. Страна с деградирующей системой образования не может создать процветающую экономику. Можно нанять сверхэффективных менеджеров. Но их усилия не принесут результата, если их подчиненными будут неграмотные люди с минимальной мотивацией.
Обозначенные риски можно и нужно минимизировать. Однако это потребует запуска полноценной реиндустриализации экономики в общенациональных масштабах. Также необходимо будет провести «перезагрузку» политики пространственного развития. Последнее в обязательном порядке должно будет сочетаться с консолидацией региональных элит вокруг решения задач развития местной экономики. Позитивным примером в данном случае могут служить модели взаимодействия групп истеблишмента в Белгородской и Калужской областях.
