За северокорейской экзотикой кроется сложная реальность
Корейский полуостров, разделенный на две общественно-экономические формации 38-й параллелью, привлекает к себе повышенное внимание исследователей и неравнодушных людей со всего мира. Особенно это касается КНДР, которая в силу своей уникальности и труднодоступности остается одним из самых желанных объектов для изучения. В начале октября члены «Российского общества изучения идей чучхе» посетили Северную Корею, где непосредственно могли узнать, как и чем живет население страны.
Северная Корея – дееспособное государство, с сильной властью и высоким уровнем мобилизации населения, уверен политолог, эксперт Центра ПРИСП Алексей Сахнин.
В минувшие выходные я вернулся из очень интересной поездки в Северную Корею, совершенную мной в качестве члена официальной делегации «Российского общества изучения идей чучхе», в связи с чем мне удалось увидеть больше, чем обычному туристу. В ходе наших поездок по этой стране мы общались с официальными идеологами и местными интеллектуалами, которые пусть и специфическим языком, но дали нам картину происходящих внутри северокорейского руководства дискуссиях.
Параллельная экономика
Любой человек будет поражен спецификой северокорейского общества, в котором нельзя зайти в метро без соответствующего разрешения от компетентных органов. Впечатляет, что в этом обществе огромную часть составляют военные: страна с населением в 25 миллионов человек обладает четвертой по размеру армией в мире. Но и гражданское население по улицам часто ходит строем, не говоря об обилии политической агитации, портретах великого вождя, любимого руководителя и молодого маршала – официальные титулы Ким Ир Сена, Ким Чен Ира и Ким Чен Ына. За этой экзотикой, как это всегда бывает, кроется сложная реальность.
За последние несколько лет в стране произошло заметное закручивание гаек во всем, что касается политики и идеологии. После выступления Ким Чен Ына с речью, в которой он заявил о необходимости культивирования чувства превосходства Кореи, гордости за жизнь в лучшей стране мира и отсутствия зависти к кому бы то ни было. Общественный порядок укрепился, стало сложнее с пересечением границ, обменом валюты, строже обстоит дело с возможностью общения иностранцев с местным населением.
Закручивание гаек в общественной жизни связано с продолжающими набирать темп и видимыми невооруженным взглядом рыночными реформами. Растет параллельная экономика, парадоксальным образом укрепляется и базовая, огосударствленная экономика, ежегодные темпы роста которой достигают 4%-7%. Это привело к укреплению системы централизованного снабжения. Я сам наблюдал подобный пункт раздачи по карточкам риса и соевой пасты в одном из городских парков. На нескольких предприятиях, которые посетила наша делегация, мы также имели возможность оценить централизованное снабжение сотрудников одеждой и продуктами. Рыночная экономика, например, частные столовые, кафе или ларьки, формально считается частью государственного сектора, но действует она по своим принципам.
Зарплата бюджетника может составлять 70 американских центов в месяц или 5000 вон, или две сардельки в фастфуде. Зарплата в госсекторе – это символическая прибавка к централизованному снабжению, а после этого корейцу приходится идти на ухищрения. При формальном 8-часовом рабочем дне, люди или дальше продолжают работу после его окончания на своем предприятии или идут трудиться в другое место. Те, кто не включен в условно хозрасчетную систему, вынуждены встраиваться в специфически формирующуюся рыночную экономику. Вместе с тем на крупных предприятиях, а мы посетили кабельную и ткацкую фабрики, зарплата нескольких тысяч работников составляет 35 долларов. И это Пхеньян, разница с остальной страной больше, чем между Москвой и остальной Россией. С одной стороны, это говорит о низком уровне жизни, с другой, на этих предприятиях мраморные полы в общежитиях, огромные красивые столовые, бассейны, бани, спорткомплексы, компьютерные классы и пользование ими стоит символические деньги.
Идеология «чучхе» как социальный консерватизм и опора на собственные силы
Северная Корея никогда не была социалистическим проектом в полном смысле этого слова. Уже с 1950 годов северокорейское руководство дистанцируется от классического марксизма даже на идеологическом уровне, меняя его на идеологию «чучхе» – опоры на собственные силы, наследующей многовековой опыт политики самоизоляции Кореи при династии Ли, правившей с конца XIV по конец XIX века. Это новая итерация старой, традиционной политики всего Корейского полуострова, в том числе и его южной части. Идеологию чучхе можно сформулировать в привычных европейских терминах как социальный консерватизм. И снова, с одной стороны, эта ставка только на собственные силы привела к тяжелым результатам: 38-я параллель и демилитаризованная зона разделяют два общества, которые говорят на одном языке и исторически существовали в рамках единого политического и культурного пространства, но сегодня разница в уровне жизни между ними в 20-30 раз. Просто у одной части полуострова был огромный американский рынок, а у другой – нет. Поэтому разница в уровне жизни объясняется не столько преимуществами рыночного капитализма перед плановой экономикой, сколько трагедией, разделившей мир на две политические идеологии. С другой стороны, колоссальная разница смягчается, если учесть социальный компонент в северокорейских лозунгах и идеологии, который действительно выполняется. Если что-то произойдет с этим закрытым обществом, многие северные корейцы будут испытывать по нему ностальгию.
У Северной Кореи, несмотря на изоляцию и противостояние со всем миром, есть свои несомненные достижения. Крохотная страна с малочисленным населением, пережившая опустошительную японскую оккупацию и войну с американцами, сумела построить индустриальное общество, которое может производить практически все, вплоть до атомного оружия, для создания которого нужна развитая и деверсифицированная экономика. Сегодня ставка сделана на производство потребительских товаров, которые начали заполнять прилавки даже государственной торговой сети. При скудности недр на полезные ископаемые страна производит свой бензин, коксующийся уголь и многое другое.
Катастрофа 1990 годов и ее последствия
Огромный вопрос – это страшная гуманитарная катастрофа, произошедшая в Северной Корее в 1990 годы. Официальный Пхеньян признает ее факт, называя ее на своем идеологическом языке «Трудный поход». В 1995-97 годах в стране произошел коллапс экономики и остановка практически всех промышленных предприятий с последовавшим во многих районах голодом, унесшим от 200 до 600 тысяч жизней, т.е. 1%-3% населения, что очень много. Сами северные корейцы объясняют это тремя факторами. Во-первых, стихийными бедствиями, которые действительно стали самыми разрушительными за всю историю метеонаблюдений. В Северной Корее самое маленькое в мире соотношение численности населения к площади пахотной земли, что вынудило их развивать террасное земледелие на горах и сопках. Когда начались дожди, прошли сели, повлекшие уничтожение сотен террасных конструкций. Для бедной страны третьего мира это был огромный удар.
Во-вторых, северные корейцы объясняют масштаб кризиса «кознями империализма», и отчасти они правы. Южнокорейская администрация пяти северных территорий, отвечающая за виртуальное управление Северной Кореей, предлагала экономическую помощь в обмен на фактическое вмешательство во внутренние дела, сорвав часть программ помощи. Сеул и администрация Клинтона рассчитывали на то, что северокорейский режим рухнет, но он устоял, заплатив дорогую цену.
В-третьих, рухнул рынок СЭВ, членом которого Северная Корея не была (она имела статус страны-наблюдателя), но все-таки была связана с социалистическим рынком, критически завися от него по ряду направлений, например, в поставках углеводородов. Только в 1992 году объем торговли с Россией сократился в десять раз. Значительные финансово-валютные средства ушли на грандиозные стройки в пику проводившейся в Южной Корее Олимпиаде-1988, и когда начался голод, правительству не было на что закупить продовольствие.
Сонгун и новые успехи
Ответом на катастрофу стала политика «Сонгун» – политика приоритета армии, проводимая Ким Чен Иром. Речь шла о милитаризации общества и труда, введения военной диктатуры. До сих пор армия – значительный кадровый резерв страны, например, за последние десять лет Пхеньян значительно преобразился, и ведут эту стройку армейские части.
Вообще опора на внутренние резервы может парадоксальным образом стать козырем страны в новую эпоху, когда глобализация слабеет и идет гонка протекционизма. Сегодня, благодаря серии реформ, Северная Корея способна выращивать достаточно зерновых и кормить собственное население без внешней помощи. Заметно, для индустриально-аграрного общества, растет население: на 200-250 тысяч человек в год. Меняется структура правящего номенклатурного класса, при Ким Ир Сене существовало квазисоциальное общество, в котором положение человека зависело от «Сонбун», чего-то наподобие политической кармы, включавшей заслуги или промахи предков человека. От того, кем были твои предки при японцах или во время Корейской войны – коллаборационистами или партизанами – зависела твоя судьба. Среди владельцев денег есть не только номенклатурная элита, и в настоящее время растущая буржуазия является важной опорой режима. Дело в том, что политика Ким Чен Ына соответствует их интересам, а потенциальное поглощение Северной Кореи Южной приведет к тому, что гигантские южнокорейские корпорации просто уничтожат все ростки новой экономики на севере.
Национальная буржуазия – одна из главных опор официального Пхеньяна. Если каким-то дебилам в Госдепе США кажется, что достаточно пнуть режим Ким Чен Ына, и он развалится, это – иллюзия. Северная Корея – дееспособное государство, с высоким уровнем мобилизации населения, мощной идеологической накачкой. В этом обществе власть не висит в воздухе, как это часто бывает в либеральных режимах, она крепко стоит на ногах. В стране нет людей, вышвырнутых за пределы общества, у каждого есть какая-то ниша, нет прекариата, бомжей, и этот социальный упор работает на стабильность северокорейского режима.
