Сергей Андреев: Участие общественников в выборах могло бы оживить партийную систему
В продолжение дискуссии о будущем партий политолог, эксперт Центра ПРИСП Арсений Беленький побеседовал с одним из немногих за последние годы независимых мэров в России, экс-мэром Тольятти Сергеем Андреевым - о том, как низовая активность могла бы оживить партийно-политическую систему страны.
Сергей Андреев — мэр городского округа Тольятти (2012—2017 гг.), лидер общественно-го движения «Декабрь», активный участник партий СПС и «Правое Дело». Дважды – в 2008 и 2011 гг. — выдвигался на пост мэра Тольятти. В 2012 стал четвёртым мэром Тольятти в два тура. В 1-м туре набрал 32 % голосов и за-нимал 2-е место. Во втором туре Андреев уверенно победил кандидата от «Единой России», набрав около 56 % голосов. С апреля 2018 г. — генеральный директор особой экономической зоны «Тольятти».
Сергей Игоревич, на Ваш взгляд, есть ли сегодня у партийной системы страны потенциал для изменений или для перезагрузки?
Во-первых, мне кажется, что партийная система крайне неконкурентна, негибка. На мой взгляд, политическая система должна играть роль некоего локомотива и двигателя, а в нашем случае (как говорили в советское время) — это приводной ремень от исполнительной власти. В обозримой перспективе изменения сверху возможны при готовности высшей исполнительной власти запустить новый проект (допустим, правый) и, как в семье бывает, после 18 лет больше не лезть в жизнь ребенка, ибо все другие варианты закончатся нежизнеспособностью и созданием еще одного полуприводного ремня - сбоку припёка, с совершенно непонятными функциями.
Второй вариант — это движение снизу, которое быстро проходить не может: только по мере роста таких социальных тканей в стране, умения людей солидарно действовать на примере решений каких-то городских проблем. В этом случае, при ослаблении административного давления на выборах, снятии нереальных конкурентных условий (тот же муниципальный фильтр на региональных выборах — это непреодолимый барьер), люди могут начать действовать солидарно на местном, региональном уровне, а потом — на уровне страны. А если эти барьеры останутся, то процесс затянется.
Если следовать второй части того, что Вы говорите, людям все-таки нужен институт парламентаризма, и в какой-то обозримой перспективе вот эта низовая активность может его «взрыхлить»? Появятся ли в нашем парламенте новые партии по итогам выборов 2021 года?
Обществу критично необходим институт парламентаризма, если мы говорим про современное и сколь-нибудь конкурентное общество, которое было бы гибко, адаптивно, и чтобы в какой-то момент все не рухнуло, как в свое время Советский Союз, который не смог быть адаптивным. Мне кажется, институт парламентаризма как раз и помогает обществу настраиваться.
Ситуация может поменяться, так как в ближайшей перспективе (2-3 года) есть почва для запуска проекта сверху. И тут 2011-й год с «Правым делом» — он такой, наиболее показа-тельный, свежий. Партия «Правое дело» была крупным игроком на федеральном уровне, собравшим региональных лидеров, таких как Елизавету Глинка, Евгения Ройзмана и, например, меня, Сергея Андреева из Тольятти. Абсолютно уверен, что партия Михаила Прохорова тогда легко преодолела бы 7-процентный барьер на думских выборах, а может быть, получила бы все 10%. Исхожу их того, что сам Прохоров набрал 8% на президентских выборах, плюс каждый кандидат от партии «коптел» бы в своем районе еще активнее, стремясь получить мандат для себя. Опять же, мы понимаем, что этот проект появился в том числе благодаря элитным усилиям определенных групп. А потом им это все вдруг не понравилось. То же самое было и с «Гражданской платформой»: появился проект, но как только выдвинули двух кандидатов в губернаторы, которые мало-мальски могли при каких-то ужасно великих стечениях обстоятельств создать ситуацию второго тура, их тут же тормознули на этапе регистрации.
С электоральной точки зрения есть еще перспективы для правой партии?
Абсолютно уверен — чем дальше, тем их будет больше. Станет более понятен тупик изоляционизма. Здесь два варианта: часть людей будет уезжать, а те, кто останется, будут ду-мать о реальном каком-то возможном представительстве. Известна проблема договороспособности правых лидеров с индивидуалистическими ценностями, которая как рок пре-следует их, начиная с СПС и «Яблока». Порой они умеют договариваться или находят в себе способности договориться (это, опять же, предмет, наверное, какого-то отдельного анализа: что этому способствует). Успех СПС в 1999-м году во многом был обусловлен поддержкой властей, но Кириенко с Хакамадой, Немцовым и Чубайсом, хоть они все разные, но договорились и пошли одним фронтом, а не каждый по отдельности. СПС и «Яблоко» набирали в Москве 10%, когда объединялись в ходе выборной кампании в Мосгордуму. А вот в ходе текущей кампании по выборам мэра Москвы более-менее значимые оппозиционные лидеры продемонстрировали неспособность действовать солидарно. Это явно показывает: когда удается консолидироваться, — несмотря на разницу во взглядах, может быть, во второстепенных, а где-то даже и в первостепенных вопросах, но, тем не менее, когда лидеры демонстрируют умение найти какой-то компромисс ради достижения общей цели, вот тогда что-то и получается.
А каким сегодня Вы видите лидера правой партии?
Первый вариант: появляется какой-то лидер с более высоким рейтингом, чем у других политиков, такой условный Прохоров-2, реально успешный, самобытный какой-то предпри-ниматель, который своей жизнью доказал, что он успешен, и вокруг него все начинают объединяться. В этом случае все кандидаты с условным рейтингом в 0,5% понимают, что «у него-то явно семь или восемь, и нам лучше свои 0,5 туда добавить». Это некая точка бифуркации, вокруг чего все начинают объединяться.
Второй вариант: появляется не предприниматель, а супермегаморальный авторитет, как Сахаров конца 80-х годов, когда все знают, что человек заплатил цену за свои убеждения (например, жил в закрытом городе Горьком без внешних коммуникаций). То есть либо сейчас появится какая-то личность, либо будем ждать лет 10-15, пока в регионах появятся вот эти лидеры, будет возможность реально им проявить себя, не будет заградительных барьеров в части политики. Ведь тот же муниципальный фильтр — это вообще не воронка, это пробка такая глухая, ни штопором, ничем ты ее не выковыряешь, она просто глухая. Не знаю, есть ли в каком-нибудь регионе России у какой-либо партии, кроме «Единой России», необходимое количество депутатов? Мне кажется, их вместе даже у всех трех парламентских партий нет.
Если мы говорим о появлении новых лидеров, какие бы условия Вы назвали для того, чтобы интенсифицировать это процесс (мы уже говорили про отмену муниципального фильтра)?
Этот процесс может ускорить возврат возможности для общественных организаций права на участие в выборах на муниципальном уровне. Так, ОД «Декабрь» побеждало в Тольятти, когда для общественных объединений существовала возможность участия в муниципальных выборах наряду с партиями; и это было предусмотрено в законе до 2009-го года. Если бы в настоящий момент общественные движения при участии в выборах именно на муниципальном уровне могли формировать списки наравне с партиями, была бы реальная конкуренция на уровне муниципалитетов крупных городов. Кроме того, подобная практика поспособство-вала бы трансформации существующей партийной системы, поскольку в политику при-шли бы люди, которые смотрят на какие-то городские проблемы не с точки зрения «ле-вых», «правых» и «центристов», а с точки зрения общественного интереса, который нуж-но публично отстаивать, публично конкурировать, публично дискутировать.
Можем на этом моменте более подробно остановиться? В том плане, что ведь с тех пор, в общем-то, мы видели десять лет вполне интенсивного роста вот этого низового активизма, и мы говорим не только о кошечках, собачках, защите водных пространств и так далее, а вполне себе о таком активизме, который базируется на протесте: защита, отстаивание интересов водителей-дальнобойщиков (проект «Платон»), протесты против мусорных свалок, полигонов и так далее. Вы видите сейчас, если не говорить в условном наклонении, что сейчас мы можем вернуть эту норму закона?
Когда на подмосковные свалки приезжают политические лидеры, априори люди думают: «Вот вы приехали воспользоваться моментом, потому что вас было здесь раньше, когда это законодательство формировалось, когда все эти решения принимались. Вы не работали в ежедневном режиме, вы приехали тогда, когда здесь всё уже горит, пахнет, воняет. Мы не верим вам». А если появляется общественная структура, которую невозможно подозревать в каком-то «политическом интересе», им не нужны сегодня ваши голоса на выборах в Госдуму, их основная работа — это вообще не выборы, их основная работа — это решение ваших городских проблем. А потом, когда будут выборы в ваш муниципалитет, эта структура может наряду с политическим партиями претендовать на мандат по партийным спискам. Вот тогда — «Справедливая Россия» вообще куда-то пропадает у нас, ЛДПР, наверное, остается с коммунистами, как всегда. Но что-то появится более живое.
А вот по идеологическому содержанию, что это за общественные структуры?
Это структуры, которые будут базироваться на самоорганизации граждан, на готовности людей действовать солидарно под свою ответственность, самостоятельно. Отстаивание интересов перед институтом государства будет больше соответствовать правым идеям, когда люди скажут: «Давайте, вы же государство, будьте сильным, а мы свои проблемы будем решать сами, не нужно еще больше налогов у нас забирать, не забирайте у нас деньги, чтобы потом их перераспределять, оставьте их нам, и экономика будет двигаться вперед». Именно из-за того, что люди будут самостоятельно добиваться результата, действовать солидарно, в моем понимании это потом может стать неплохой базой для право-либеральных идей. Хотя, конечно, я согласен с тезисом, что страна мы «левая»: вот это стремление все поделить, переделить еще раз, и патернализм у нас исторически вбит. Это сложный путь преодоления этого идеала. У нас такого опыта мало, а вот такие обще-ственные структуры на уровне муниципалитета помогают этот опыт приобрести, поверить в собственные силы и понять, что может быть по-другому. Те же городские активисты рано или поздно поймут, что многие проблемы, с которыми они сталкиваются, в корне имеют политическую природу, и что им без представительства ничего, по большому счету, не поменять. Может, вы отстоите еще один сквер, но, пока вы отстоите этот сквер, появится еще двадцать проблемных мест. И, пока вы законодательно что-нибудь с этими скверами не придумаете, так и будете «бить по хвостам». Вот это осознание может прийти, и должно прийти.
А насколько эти низовые активисты могут перейти из своего чисто общественного поля в политическое? Ведь сейчас существует эта дистанция, когда люди отстаивают свой двор, свою свалку, еще какие-то свои проблемы, но не идут в политику.
Думаю, что по мере того как они будут приобретать неудачный опыт отстаивания своих интересов, они поймут, что фраза «если ты не занимаешься политикой, политика займется тобой» имеет прямое отношение к ним. Вот то решение, которое привело к тому, что свалка находится здесь, а не в другом месте, принято властью, формировать которую ты мог, имел возможность, но ты это игнорировал или делал, не вникая сильно в то, какое решение принимается по делегированию полномочий тому или иному представителю. Это тоже вопрос опыта, которого пока мало. Есть связь между тем, как ты голосуешь и как ты живешь. Если значимый процент граждан не уделяет этому вопросу должного внимания, времени и сил (разобраться, понять, сформулировать свою позицию), — то впоследствии мы и живем сообразно уделенному времени и силам.
Некоторое время назад мне казалось, что ситуация с полномочиями и ресурсами на уровне муниципалитетов и, вообще, низшего уровня местного самоуправления, завершена, что больше нечего у них отбирать, а оказалось - есть чего. Реакции даже на политически резкие вещи, связанные с отменой выборов мэров, не было, по большому счету. Но все-таки это может дойти до абсурда, когда институт местного самоуправления (даже по самым мелким вопросам) просто исчезнет, и никаких последствий у этого не будет?
Это как потеря чувствительности в организме, ведь боль — это очень важный элемент, боль дает сигнал, и, если вы перестали чувствовать боль, это еще не значит, что вы совершенно здоровы. Вощможно, вам вкололи хорошую дозу наркотиков, поэтому вы не чувствуете; у вас могло что-то произойти с нервной системой. Поэтому хорошо это точно не закончится, потому что без эффективной низовой местной власти, ответственной перед людьми, а не перед начальниками, которые назначили, и при этом самостоятельной местной власти, которая не вынуждена постоянно оглядываться в сторону региональной власти, не может быть успешной страны. Не может быть успешной России, крупной страны. Мелкая, может быть, могла бы быть, если бы у нас вся страна была как Вологодская область или какой-нибудь один регион — тогда да. А такая огромная страна просто априори не будет эффективной, невозможно эффективно всем управлять из какого-то одного центра, даже регионального, если не будет многообразия, не будет ответственности, самостоятельности. Но атомизм — так, кажется, называется это явление, когда люди не действуют солидарно, закрываются в себе — атомизация приобретает такой угрожающий характер и приводит к такой болезни, когда мы не чувствуем боли, мы даже не понимаем, не сопротивляемся. Большинство жителей не понимает важности этих процессов, не имеет этих знаний, не имеет этого опыта.
