Журналисты, эксперты Центра ПРИСП Евгений Огородников и Петр Скоробогатый – о том, почему Россия может себе позволить играть от обороны и постепенно решать глобальные задачи.

Политическая ситуация не позволяет Киеву смириться с позиционным форматом боев и будет вынуждать ВСУ идти в наступление ради любых территориальных приобретений. Тогда как для России территориальный аспект вторичен.

Заезженным упражнением военных наблюдателей стал поиск исторических аналогий для СВО в эпохе Великой Отечественной войны, от которых сводит зубы дотошных историков. Причем украинская армия неизменно ассоциируется с фашистским вермахтом, и удивительно, что это не коробит европейскую прессу, впрочем, как кресты на танках и нацистские парады в Киеве.

Свежий тренд — воспоминания о военно-политической обстановке в мире накануне Курской битвы в 1943 году. После кровопролитных изматывающих операций на Украине и в Белоруссии, под Москвой и Ленинградом, стороны и не помышляли о мире. Перед Гитлером стояла задача взять реванш за поражение в Сталинграде, накопить силы не только для срезания Курской дуги, но и для пересборки всей кампании, чтобы, помимо прочего, вернуть в строй союзников, испуганных мужеством Советов.

Немецкую наступательную операцию «Цитадель» ждали, ее примерные задачи и даже направления ударов были понятны, все как сегодня, причем те события разворачивались совсем недалеко от нынешней линии фронта. Немецкая газета Die Welt находит и другие аналогии: мол, Владимир Зеленский, как Гитлер в 1943-м, постоянно откладывает наступление, что позволяет русским укрепить оборону и встретить ВСУ во всеоружии.

Напомним, восемьдесят лет назад благодаря стратегическому чутью маршала Георгия Жукова, Советский Союз решил не развивать наступательные операции после победы в Сталинграде, а действовал «от обороны», уступив инициативу немцам. Это решение оказалось выигрышным. Измотав атакующую группировку Германии, советская армия перешла в наступление и добилась перелома в войне. Так что сомнения Зеленского понятны.

Конечно, поправки на масштаб и технологическую разницу военных группировок делают исторические сравнения несколько надуманными. В оборонительных и наступательных операциях лета 1943 года участвовали свыше двух миллионов человек, шесть тысяч танков, четыре тысячи самолетов — ничего подобного даже близко нет на фронтах СВО. В современных условиях невозможно скрытное накопление достаточных ударных сил в оперативном тылу, способных прорвать оборонительные порядки на десятки километров.

С другой стороны, все последние месяцы мы действительно наблюдаем накопление украинских сил и техники, которые не задействованы в актуальных военных действиях. Причем во многом речь идет об использовании привычных вооружений еще советского типа, что снимает вопрос о проблеме обучения и обслуживания свежих поставок натовского образца, которые пока частично задерживаются и отодвигаются на летне-осенний период.

Точные подсчеты затруднены тем, что такие поставки расходятся с публичными анонсами. Можно предполагать наличие ударной группировки ВСУ в 100‒150 тыс. человек, нескольких сотен танков и артиллерийских систем, сотни РСЗО и достаточного количества маневренных систем ПВО для поддержки наступающих.

Это внушительные силы, теоретически способные оказывать серьезное давление как на нескольких участках фронта, так и в двух-трех зонах прорыва. Их основные проблемы — «зоопарк технологий», отсутствие опыта наступательных операций, слабая обученность и координация солдатского и офицерского состава ВСУ, который был сильно прорежен сражениями 2022 года.

В то же время российская армия уже больше полугода занимается выстраиванием эшелонированной обороны по всей длине фронта, насыщением техникой, обучением и созданием резервов. Причем в меньшей степени из мобилизованных (весомая их часть даже не попала на фронт). В первую очередь планируется наращивать военный ресурс за счет профессиональных контрактников (причем за 2022‒2023 годы у нас только срочников, отправленных в запас, будет порядка 300 тыс. человек). Кроме того, значительные регулярные части ВС РФ укомплектовываются и слаживаются в тылу еще с лета прошлого года.

Мучения киевских генералов действительно могут напоминать дилемму гитлеровской ставки. По логике СВО после событий осени, когда ВСУ восстановили внутренний авторитет и получили дальнобойные системы, компенсирующие часть технологического разрыва с ВС РФ, прежде всего с точки зрения возможностей авиации, именно Киеву было бы выгодно взять длинную паузу для обучения гигантского мобилизационного резерва и перехода на системы НАТО.

Постоянные отсрочки «вот-вот» анонсируемого контрнаступления объясняются именно этим соображением. В то же время российская армия все глубже зарывается в оборону и разгоняет ВПК, при этом возвращает инициативу, атакуя на ряде участков и выбивая слабо подготовленные ресурсы украинских мобилизованных.

При этом несопоставимый военный потенциал Украины и России ставит вопрос не столько о выгодах украинского наступления, сколько о долгой перспективе — чем будет защищаться Киев после того, как собранная группировка «сточится» в боях. Новую технику можно нагнать, но качественной пехоты становится все меньше.

Отсюда пропагандистский расчет Киева на «мать всех битв» на юге и «решающее» сражение за Крым: создать хотя бы угрозу сухопутному коридору на полуостров, внести панику и раздрай в ряды русских, спровоцировать грызню в Москве, беспокойство в генералитете, социальные волнения. Никакие иные достижения с учетом потенциальных жертв и расхода ресурсов ВСУ не могут считаться оправданными. В пределе такой ход создаст предпосылки для мирных переговоров уже на условиях Запада.

Однако вся эта линейная логика вовсе не обязана претворяться в жизнь. Главный вывод один: Украина нарастила возможности участвовать в активных боевых действиях в течение как минимум всего года, а запланированные поставки западного вооружения, в том числе на 2024 год, позволят компенсировать потери в технике и дефицит боеприпасов.

В то же время политическая ситуация не позволяет Киеву смириться с позиционным форматом боев и будет вынуждать ВСУ идти в наступления ради любых территориальных приобретений. Тогда как для России территориальный аспект вторичен. Но об этом позже.

Итоги за зиму

Если подводить итоги последнего полугода в зоне СВО, мы зафиксируем переход к позиционной фазе боестолкновений при создании нескольких горячих очагов противостояния. Строительство оборонительных рубежей на всем участке тысячекилометрового фронта и на границах страны не подразумевало переход ВС РФ к масштабным наступательным операциям.

В то же время активная оборона вынуждала противника концентрировать резервы на опасных участках и подтягивать технику с артиллерией ближе к фронту, облегчая нам возможность для поражения с дистанции. В том числе различными типами ударных БПЛА, которыми прилично насытили российские войска.

Судя по конфигурации фронта и оценочной численности наших сил в зоне СВО, вряд ли можно предполагать переход ВС РФ к крупным наступательным операциям в ближайшее время, хотя и исключать их нельзя. Однако пока тактика на уничтожение резервов ВСУ с дистанции, в том числе с помощью так называемых планирующих авиабомб (что позволяет не рисковать вхождением авиации в зону вражеской ПВО), видится эффективной.

Рассмотрим фокусно пять сформировавшихся локальных зон ТВД

1. Сватово-Кременная. Именно на этом участке прошлой осенью ВСУ смогли прорвать недостаточно насыщенную оборону ВС РФ и спровоцировать отход группировки из Харьковской области. В ходе встречных боев российская армия удержала противника по рокаде двух населенных пунктов, где затем была выстроена линия обороны.

Впоследствии части ВСУ были отброшены на запад. Вот уже несколько месяцев здесь идут бои в лесистой местности. Линию фронта удалось сдвинуть на десятки километров: предпочтительной линией обороны все же можно считать водную преграду Оскольского водохранилища. В перспективе здесь напрашиваются наступательные операции в направлении Купянска, Лимана, Изюма и Северска. В то же время характер местности располагает и для перспектив контрнаступления ВСУ — с выходом к Луганску, что будет считаться в Киеве громким имиджевым успехом.

2. Артемовск (Бахмут). Основную наступательную тяжесть боев минувшей зимой взяли на себя штурмовики ЧВК «Вагнер». После занятия Соледара в 20-х числах января стала возможна операция по окружению Артемовска, и фактически через месяц он оказался в клещах. Дороги в город простреливаются, идет охота за логистикой ВСУ, которые продолжают подбрасывать подкрепления в город и ротировать состав. При этом дождливая погода многие недели ограничивала возможности по деблокаде гарнизона.

И, похоже, такой формат полностью устраивает «вагнеров». Они в очередной раз после Попасной, Лисичанска и Соледара повторяют эффективную тактику: охват, артудары с флангов по линиям снабжения, сжатие обороны в центр и сужение горловины без замыкания кольца с последующим разрезанием пирога по частям.

Коллапс обороны Артемовска наступил во второй половине апреля. Штурмовики, впрочем, не спешат, так как ВСУ минируют и подрывают здания, иногда вместе с мирными людьми в подвалах. И тем не менее скорость атаки впечатляет: ЧВК берет по несколько кварталов в неделю. «Вагнер» пользуется неоднозначной репутацией, но на примере зимней кампании сегодня это самая эффективная штурмовая часть российской армии.

3. Авдеевка. За главный укрепрайон ВСУ у Донецка всерьез взялись в конце зимы — благодаря артиллерии и тяжелым авиабомбам медленно и поступательно получается пробивать основательные оборонительные укрепления, созданные ВСУ за восемь лет гражданской войны. Город также оказался в клещах, а потери украинской армии здесь иногда превышают показатели артемовской группировки. Однако до основательного штурма укрепрайона еще далеко.

4. Угледар — Марьинка. Данный сектор имеет особенное стратегическое значение для обороны — он прикрывает российскую Волноваху и логистику север — юг, к Мариуполю и рокаде Ростов — Крым. Несколько попыток взять Угледар с высотной застройкой посреди чистого поля оказались неудачными. Бои здесь продолжаются. Как и в прикрывающей его с севера Марьинке, практически стертой с лица земли.

5. Херсонское направление. Этот участок ТВД, разделенный мощной водной преградой, тем не менее остается в зоне повышенного внимания обеих сторон: артдуэли через Днепр не утихают ни на день. По всей видимости, украинцы рассчитывают на десант через реку, хотя эксперты невысоко оценивают перспективу такой операции.

Тем не менее это заставляет российские силы держать в районе значительные резервы. Именно создание украинского плацдарма на левом берегу Днепра может оказаться тем скрытым потенциалом, который значительно усилит перспективу контрнаступления ВСУ в направлении Бердянска, Мелитополя, Васильевки и Крымского перешейка.

В целом практически все эти направления могут рассматриваться в качестве основных и отвлекающих целей для большого наступления Киева. Не стоит отбрасывать и риск получить удар по российской территории — Белгородской, Брянской или Курской областям. Судя по развернутым там соединениям, российская армия принимает во внимание такую перспективу.

Таков внутренний контур СВО, позиционный характер которой в минувшие полгода преимущественно объясняется задачей восстановления и накопления ресурсов для грядущих сражений обеими сторонами. Но на внешнем — международном, дипломатическом и геополитическом — также были созданы все предпосылки именно для такого формата специальной военной операции.

Предельная эскалация

Всеобщее ожидание масштабных событий на Украине — сначала большой осенней битвы на Донбассе, затем зимнего наступления российской армии, наконец, весеннего контрнаступления украинской — лишь отражает запрос на смену динамики и скорейшее завершение страшного военного конфликта, круги от которого расходятся по всей планете во всех измерениях.

Притом, что он по-прежнему остается локальным и относительно ограниченным, для большей части мира периферийным. Но благодаря вовлечению крупнейших держав в гибридное столкновение определяющим в контексте пересборки мирового порядка. Именно расхождение в видении этого порядка и предполагает затяжной характер собственно украинской кампании.

Ставка на блицкриг всеми сторонами конфликта в итоге привела к позиционному дипломатическому тупику уже спустя полгода после старта СВО: критически сузилось поле для поиска компромиссов и вообще каких бы то ни было переговорных историй.

Осенью Россия окончательно закрыла мартовский торг и зафиксировала свои бенефиты, пригласив в состав федерации четыре новых региона и пробив сухопутный коридор в Крым. Украина согласна на диалог только на границах 1991 года. А коллективный Запад признал провал ставки на экономическое удушение Москвы и развернул регулярный конвейер поставок оружия на Восток.

Но даже в этом раскладе украинский конфликт мог бы остаться типичным гибридным, с перспективой отработанного входа в стадию остановок огня и гуманитарных пауз при посредничестве традиционных посредников, если бы не предельная эскалация переговорных позиций.

Москве не нужен Киев и вообще какие-либо украинские территории за периметром самоопределившихся в составе России Крыма, ЛДНР, Херсонской и Запорожской областей — только откат НАТО на позиции 1997 года. Демилитаризация, денацификация лишь производные от требования к Западу не превращать Украину в антироссийское копье. Поэтому все варианты перемирий и заморозок, корейского либо немецкого сценариев с расходом по Днепру будут считаться временными и без ответа на главную задачу. Тем более если учитывать, что часть территории страны остается оккупированной.

Но и для Запада любая заморозка по статус-кво станет болезненным поражением с учетом всех обещаний добиться победы над Россией, в пределе — разрушить российское государство. Причем если репутацией европейских лидеров можно пренебречь, просто заменив их на свежие кадры, то у США на кону статус главного в мире полицейского, казначея и судьи. Который надо защищать до конца не только перед третьим миром, но и перед своими же партнерами.

Таким образом, мерилом успеха для украинского конфликта является не занятая территория, а сам факт решимости противников вкладывать ресурсы в борьбу — для Запада, впрочем, частично заемные. Однако если динамика военных действий резко упадет, а украинцы не продемонстрируют перспективу успешных наступательных операций, позиции партии мира серьезно усилятся, а европейские союзники США получат аргументы для деэскалации: в чем смысл предельных жертв, если не получается не только развалить ядерную державу, но и сколь-либо подвинуть линию фронта?

Эта логика во многом объясняет ставку Вашингтона на интенсификацию конфликта, пока украинцы еще в состоянии хотя бы попробовать продавить российскую оборону.

Россия же, сохранив консолидацию общества, стабилизировав экономическую и социальную ситуацию, может принять в расчет и глобальные мировые процессы, активизировавшиеся после старта СВО.

Глобальные перемены

Главный стратегический ресурс планеты — нефть. Это самый емкий сырьевой рынок в мире, оцениваемый в прошлом году в 3,5 трлн долларов США. Его основа — связка доллара и нефти: на основных мировых биржах и привязанных к ним хабах нефть торгуется в долларах США, расчеты по сделкам происходят опять-таки в американской валюте. За счет системы «нефтедоллара» юрисдикция США распространяется на торговлю как нефтью, так и другими сырьевыми ресурсами. Что отчасти позволяет американцам безнаказанно эмитировать валюту практически в неограниченных количествах, размывая инфляцию доллара не только на собственную экономику, но и на экономики других стан.

Именно этот статус-кво американцы разрушили, нанеся, как им казалось, разрушительные санкционные удары по российской экономике. В январе 2022 года каждая вторая тонна нефти и нефтепродуктов из России шла на Запад. В январе 2023-го — лишь каждая пятая тонна. Теперь половина российской нефти идет в Китай и Индию.

Однако самое важное, что «неизвестный» покупатель забирает каждую четвертую тонну российской нефти и нефтепродуктов. Это топливо формирует мировой теневой рынок, наряду с нефтью из Ирана, Венесуэлы и Сирии.

И если до антироссийских санкций мировой теневой рынок нефти был маргинальным, то теперь он становится мейнстримным: среди его покупателей все больше развивающихся стран Африки и Азии. При этом стран крупных: в одном Пакистане сегодня живет больше людей, чем в Германии, Франции и Великобритании вместе взятых. Это значит, что рынок «черной» нефти растет, а доля нефтедоллара сокращается.

На фоне санкций, наложенных на Россию, даже ранее лояльные или нейтральные США страны, экспортирующие нефть, — например, Саудовская Аравия и Бразилия — рассматривают варианты торговли нефтью за региональные валюты или китайские юани с очевидной целью снизить торговые и санкционные риски. Поддерживают такую инициативу и многие импортирующие страны развивающегося мира — Индия, Турция, Пакистан, Китай и так далее.

То есть постепенно США теряют стратегический контроль над рынком нефти, а доля нефтедоллара заметно снижается.
Появляются альтернативы — петроюани и нефтерупии. При этом вокруг теневого рынка формируется своя, новая «теневая» финансовая инфраструктура — система кредитования, аккредитивов, страхования и т. д. До СВО это казалось невозможным.

Заморозка российских ЗВР, номинированных в долларах и евро, привела к тому, что многие страны начали отказываться от вложений своих авуаров в резервные валюты. Например, Китай месяц за месяцем выводит средства из государственного дола США. Санкции против российских олигархов в «тихих гаванях», таких как Швейцария, привели к массовому бегству вкладчиков из банков. Что стало одной из причин внезапного банкротства Credit Suisse.

Кроме того, на фоне непредсказуемости политики США (как внутренней, так и внешней), многие страны, до этого державшие нейтралитет, стали формировать новые и укреплять старые союзы и объединения, видя новый формирующийся центр силы по осям Россия — Китай, Россия — Индия, Россия — Иран, Россия — Саудовская Аравия.

В последние месяцы очевидно укрепление отраслевого объединения ОПЕК+, которое с присоединением к организации России, Азербайджана и Казахстана получило новую жизнь и огромное влияние на рынок нефти.
Возобновился диалог в рамках БРИКС, вновь идут разговоры о расширении ЕАЭС.

США банально передавили с попытками поставить в строй не только союзников, но и нейтральных партнеров. Если бы ставка делалась не на стремительное удушение России, а на постепенное и разнесенное по времени, совсем не факт, что подобные фундаментальные изменения последовали бы, и так быстро. В Вашингтоне не учли, насколько изменился мир за последние двадцать лет, что наглядно отразилось в динамике ВВП: страны БРИКС уже обогнали «Большую семерку» по этому показателю (31,5% мирового ВВП против 30,7%), и разрыв будет только расти.

Процессы суверенизации регионов развиваются стремительно: особенно ярко это заметно по Ближнему Востоку, где еще десяток лет назад не смели пикнуть без разрешения посыльного из Белого дома. Сегодня же восстанавливаются отношения, казалось бы, исторически непримиримых соперников: Сирии, Ирана, аравийских монархий.

Действия России на Украине стали катализатором всех этих изменений. Схоластическое упражнение на тему «возможен ли откат к прежней американоцентричной модели» вряд ли оправдан, тем более что американцы самоубийственно разгоняют центробежные тренды и ставят на страх, а не на партнерство.

Более того, украинский конфликт в его текущей фазе остается наглядной демонстрацией нежелания американцев двигаться к миру и учитывать интересы представителей зарождающегося глобального порядка. И каждый новый месяц действия СВО лишь усугубляет ситуацию для Вашингтона.

Битва за Европу

Еще один фундаментальный сдвиг, спровоцированный СВО, — выход «из тени» Китая, его активизация на международной арене (одно посредничество в ближневосточных делах дорогого стоит), показательное укрепление партнерства КНР с Россией и все более явная ставка на работу с Европой в попытках вывести ее из-под американского зонтика.

Председатель КНР Си Цзиньпин в Москве уже объявил о переменах, которых не было сто лет. Таким образом, Пекин сравнивает сегодняшние события с последствиями Первой мировой войны, по итогам которой рухнуло несколько империй и в конце концов колониальная система. Иными словами, прежний мировой порядок перестал существовать и начал формироваться новый.

«Мирный план» по Украине был представлен тогда, когда большинству стран мира стала очевидной бесперспективность ультиматума США к России. Предложение Пекина, пусть декларативное и лишенное конкретики, было воспринято как альтернатива для выхода из тупика. Китай неспешно выстроил свою площадку для обсуждения происходящих в мире процессов и разрушил монополию коллективного Запада на толкование украинского конфликта.

И вот посетивший КНР в поисках инвестиций президент Бразилии Лула да Силва обрушился с критикой на США, которые поощряют войну на Украине поставками вооружений. А президент Франции Эммануэль Макрон поручил своим советникам разработать «мирный план» по Украине, явно намереваясь согласовать его с Пекином. Кроме того, Макрон заявил о необходимости для ЕС иметь стратегическую автономию в условиях формирования двух мировых полюсов — США и Китая. По мнению президента Франции, это даст ЕС шанс стать третьей сверхдержавой.

А президент Европейского совета Шарль Мишель, заявил, что большинство стран ЕС разделяют мнение Макрона о необходимости стратегической автономии ЕС.

Очевидно, что многие европейские лидеры не хотят нести экономические издержки из-за противостояния США с Китаем (в перспективе дойдет и до понимания ущербности поддержки американской конфронтации с Россией за европейский счет — если теракт на «Северном потоке» еще не запустил такие размышления).

В 2020 году Китай стал главным торговым партнером ЕС, отодвинув США на второе место. Даже самые оптимистичные экономисты не видят потенциала для быстрого роста американской экономики, в то время как полуторамиллиардный Китай такую перспективу имеет и, соответственно, увеличивает привлекательность своего внутреннего рынка для европейских производителей.

Таким образом, экономическая целесообразность заставит страны ЕС все больше дистанцироваться от попыток США втянуть их в торговую войну с Китаем в битве за далекий Тайвань. Это, в свою очередь, может поставить ЕС перед необходимостью самостоятельно обеспечивать свою безопасность. И здесь, к слову, также выигрывает Франция с развитым ВПК.

Период атлантической консолидации, во многом эмоциональный и инерционный, скоро закончится. А значит, Штатам придется прибегнуть к привычной практике «разделяй и властвуй», провоцируя внутриевропейский раскол по линии Польши с ее амбициозным проектом Междуморья.

Правда, ряд европейских политиков, рассчитывающих продолжить карьеру в международных организациях наподобие НАТО и МВФ, как, например, председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен или министр иностранных дел ФРГ Анналена Бербок, продолжают яростно отстаивать линию «вашингтонского обкома». Но по мере осознания европейскими элитами необходимости выбора самостоятельного геополитического пути, а главное, экономического выживания, такие взгляды со временем станут восприниматься как моветон.

Россия в этих попытках разорвать связь Европы с США держится в тени китайского партнера. Но позволим предположить, что одной из перспективных задач в рамках дальнейшего развития СВО стоит, как это не парадоксально, возвращение экономического сотрудничества с ЕС, несмотря на существующий идеологический антагонизм и разорванные торговые связи. Об этом свидетельствуют не только настроения «в кабинетах», весьма неприятные для развития политики импортозамещения, но и свежая редакция Концепции внешней политики Российской Федерации, подписанная президентом Путиным 31 марта 2023 года.

В отношении европейских стран прямым текстом указано намерение двигаться «к прекращению недружественных действий, к полному отказу этих государств и их объединений от антироссийского курса (в том числе от вмешательства во внутренние дела России), а также для их перехода к долгосрочной политике добрососедства и взаимовыгодного сотрудничества с Россией».

При этом в Концепции предполагаются глубокие интеграционные процессы в рамках Большого евразийского партнерства между ШОС, ЕАЭС, АСЕАН, арабским миром — но отдельным пунктом следует: «осознание государствами Европы безальтернативности мирного сосуществования и взаимовыгодного равноправного сотрудничества с Россией… помогут европейским государствам занять достойное место в Большом евразийском партнерстве и многополярном мире».

Проект Большого евразийского партнерства обкатывался Россией с 2015 года вместе с представителями восточной его части (см. «Единственная альтернатива развязанной Вашингтоном мировой гибридной войне», «Эксперт» № 12 за 2023 год). Но, возможно, от взаимодействия с западным фасадом, временно оккупированным США, Владимир Путин, большой сторонник идеи Большой Европы (тогда еще не Евразии) от Лиссабона до Владивостока отказываться не намерен.

Как актуальное состояние СВО приближает эти планы? Во-первых, при любом развитии нынешнего конфликта Россия и Европа обнаружат общую границу без посредников в виде мечущихся в разные стороны постсоветских стран. Рано или поздно это заставит сообща ликвидировать последствия конфликта, а затем вырабатывать архитектуру европейской безопасности (что, собственно, и предлагала Россия накануне СВО).

Такие переговоры будут автоматически толкать прагматичное экономическое сотрудничество крупнейшего ресурсного игрока планеты и по-прежнему самого индустриально развитого региона мира. А сторонников такой взаимовыгодно коммуникации в ЕС по-прежнему достаточно.

Наконец, такая опция появляется при одном важном условии — разрешении украинского конфликта с учетом российских интересов, что предопределит имиджевое фиаско военного зонтика Соединенных Штатов и вынудит европейских партнеров вернуться к суверенной защите своих интересов.

Путь этот неблизкий, а цена его — победа России в СВО.

Ранее опубликовано на: https://expert.ru/expert/2023/17/potentsial-svo-skvoz-prizmu-bolshikh-zadach/