Катынская ревизия: аргументы «за»

Политолог, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев – об инициативе по переименованию мемориального комплекса «Катынь».

На днях доктор исторических наук Алексей Плотников выступил с инициативой о переименовании мемориального комплекса «Катынь», точнее – о возвращении ему изначального названия с «отвязкой» от признания ответственности СССР за массовый расстрел польских военнопленных. Есть ли у этого предложения рациональные основания? Конечно.

Во-первых, сам по себе факт причастности советской стороны к расстрелу польских военнослужащих под Катынью до сих пор не принят на консенсусной основе научным сообществом. И это связано не только с высокой степенью политизации дискуссии или сомнениями в отношении конкретных доказательств. Организация массовых убийств польских военных советским руководством просто никак не вписывается в исторический контекст.

Согласно этой версии, весной 1940 г. власти СССР организовали массовое убийство антисоветски настроенных польских военнослужащих. А уже в ноябре 1940 г. причастный к этому Берия предложил сформировать из военнопленных поляков дивизию для будущей войны с Германией. В том числе – с использованием солдат и офицеров, сохранявших верность правительству в эмиграции и не испытывавших теплых чувств к СССР (таких, как, например Мечислав Борута-Спехович и Вацлав Пшездецкий). 4 июня 1941 г. предложение Берии было утверждено Политбюро и СНК. 30 июля все польские военнопленные были амнистированы, из них начали формировать полноценную армию под командованием выбранного правительством в эмиграции военачальника – освобожденного в начале августа из Лубянской тюрьмы генерала Владислава Андерса. Численность этой армии в итоге выросла до 73 тыс. штыков. Ее командующий последовательно отвечал отказом на предложения ввести польские части в бой. В результате к июлю 1942 г. была достигнута договоренность: армия Андерса перебрасывается через Иран на помощь союзникам на Ближний Восток, в ее рядах СССР покидают все антисоветски настроенные солдаты и офицеры, в то время как из их соотечественников, воспринимающих Москву как дружественную силу, формируется т.н. «дивизия Берлинга», которая в будущем составит основу Войска Польского.

Можно поверить в то, что Сталин решил ликвидировать антисоветски настроенных польских военнопленных. Но крайне сомнительным представляется то, что «отец народов» перебил половину из них, а про оставшихся внезапно забыл на полгода. После чего сформировал из них армию, вооружил за свой счет и отправил на помощь «братушкам»-британцам.

Во-вторых, само решение российских властей о создании катынского мемориала было сугубо конъюнктурным и плохо продуманным. Признаем честно: большую часть современной истории политика памяти российского государства, в особенности – на внешнеполитической арене, носила инструментальный характер и была привязана к решению «деловых вопросов». Политическое решение о признании ответственности за события в Катыни принималось фактически на основе принципа размена: в обмен на уступку на поле политики памяти от поляков ожидали ответных «благодеяний». Как оказалось, напрасно.

В целом «уступка по Катыни» со стороны Кремля имела бы смысл лишь в рамках одного сценария, а именно заключения «мемориального перемирия» между Москвой и Варшавой. Условно, Россия признает ответственность СССР за события в Катыни (как бы не обстояли дела в реальности), а Польша создает мемориалы красноармейцам, погибшим в лагерях для военнопленных в 1920 – 1921 г. Для тех, кто не в курсе: тогда в польском плену погибли, по разным оценкам, от 16 до 60 тыс. красноармейцев (евреев, комиссаров и китайцев, которых жолнеры чаще всего расстреливали после пленения, эта статистика не охватывает). Обе стороны обмениваются извинениями, и начинают выстраивать систему позитивных представлений о коллективном прошлом.

Однако этого не произошло. В первую очередь – в силу позиции польской стороны. Официальная Варшава продолжила выстраивать образ исторической России в духе печально знаменитой брошюры «Убермерш», не жалея черной краски для каждого из периодов совместного прошлого. На сегодняшний день Москву в польских исторических публикациях не обвиняют разве что в соблазнении Евы и сожжении храма Артемиды Эфесской.

Что мы имеем в итоге? Россия признала (при наличии обоснованных сомнений) ответственность СССР за совершение военного преступления. Что использовалось польскими властями для укрепления образа России как исторического врага «Речи Посполитой», разрушения остатков позитивных представлений о совместной истории двух народов и «обнуления» памяти о заслугах Советского Союза в освобождении Европы от нацизма. Согласившись на переписывание прошлого, власти создали проблемы не только для ныне живущих россиян, но и для их потомков.

В сложившихся обстоятельствах поддержка польской версии катынской трагедии не только в принципе лишена смысла, но и несет в себе значимые риски. Хотя бы в силу того, что образ «страны-победительницы нацизма» плохо бьется с представлениями о «красном конвейере смерти». Поэтому инициатива Алексея Плотникова вполне заслуживает поддержки. Хотя бы потому, что последняя точка в истории «катынского дела» еще не поставлена. Объективно оценить эти события все равно смогут лишь историки будущего, для которых события под Смоленском будут мало отличимы в плане эмоциональной значимости от проскрипций второго триумвирата.