Кому внемлил Центробанк
Политолог, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев – о том, является ли недавнее решение Центробанка по ключевой ставке признаком возвращения в Россию публичной политики.
Эксперт по энергетической политике Кирилл Родионов оценил недавнее решение Центробанка о сохранении ключевой ставки на прежнем уровне как признак возвращения публичной политики в Россию. И эта точка зрения является дискуссионной.
Что представляет из себя публичная политика? Существует множество подходов к определению этого термина. И далеко не всегда они предполагают наличие таких элементов, как прозрачность процесса принятия решений и вовлечение в него широкой общественности. Однако в российской общественно-политической публицистике традиционно преобладает позиция, согласно которой публичная политика противопоставляется кулуарной (элитной).
Кулуарную политику отличает высокая степень закрытости, ее акторами являются преимущественно неинституционализированные (неформальные) группы интересов, а сам процесс борьбы за власть крайне непрозрачен и протекает зачастую вне поля правовых рамок. И под группами интересов в данном случае понимаются именно организованные структуры, располагающие той или иной разновидностью властного ресурса – экономической, репрессивной, управленческой и т.д. Эти группы интересов встроены в структуру «целевой сети» (в случае современной России). Эта структура сочетает в себе элементы классической сетевой организации (наличие разветвленной системы горизонтальных отношений, основанных на доверии, общих ценностях и уважении к негласным правилам поведения) и иерархизированной организации (за счет высокого «барьера входа» и наличия ведущего актора-«патрона» в лице государства, выполняющего функцию медиатора и контролирующего доступ как к востребованным всеми прочими игроками дефицитным ресурсам, так и к возможности выстраивать какие-либо связи за пределами сети). Именно в рамках этой системы ведущие группы интересов (включая государство) кооперируются между собой для решения общих задач. При этом иногда государство, пользуясь своим статусом «патрона», принуждает партнеров жертвовать своими интересами, в том числе в рамках «исполнения социальных обязательств бизнеса». Роль политических партий в этой системе зачастую сугубо декоративная, поскольку они ресурсно привязаны одновременно к разным группам интересов и достаточно отдалены от реальных центров принятия решений. В рамках кулуарной политики широкие слои населения полностью лишены субъектности: они не только не влияют на процесс инициации, обсуждения и принятия решений, но даже не могут полноценно за ним наблюдать (общественность получает информацию строго дозировано, преимущественно сквозь призму интерпретации лояльными экспертами).
Публичная политика является во многом (но не во всем) антиподом кулуарной. Во-первых, в процесс выдвижения, обсуждения и принятия политических инициатив вовлечено множество формализованных групп интересов, включая партии и некоммерческие объединения, в том числе структуры с низким властным ресурсом, но существенным авторитетом в глазах общества. Во-вторых, в рамках публичной политики граждане могут непосредственно влиять на процесс принятия решения путем прямого волеизъявления (как правило, в рамках голосования на референдуме или выборах, либо в формате массовых выступлений в поддержку или против обсуждаемой инициативы). В-третьих, процесс принятия решений по большей части прозрачен для широкой общественности, благодаря чему она может, помимо прочего, его контролировать и делать выводы о легитимности того или иного акта.
В случае дискуссии по вопросу о ключевой ставке отсутствовали, как минимум, два из трех указанных элемента.
Вместо этого мы наблюдали на практике группы интересов, связанные преимущественно с тяжелой (в первую очередь оборонной) промышленностью, которые пытались активно модерировать общественное мнение при помощи ресурсов масс-медиа, одновременно настраивая лиц, принимающих решения, против идеи повышения ключевой ставки путем продвижения соответствующего месседжа через экспертное сообщество (в форме оценок регулирующего воздействия, публикации исследований и т.д.). То есть имело место использование стандартных GR-практик практически «по учебнику». Кампания крупного бизнеса по противодействию планам повысить ставку по большей части была адресована именно государству, а точнее лицам, принимающим решения. К властям апеллировали, опираясь на обеспокоенность экспертов и рост недовольства широких масс. Которые отчасти подогревались и канализировались группами интересов. Иными словами, в рамках этой схемы взаимодействовали лишь два полноценных субъекта – государство и бизнес. Условный «народ» остался за бортом, выступая в качестве объекта манипуляций.
Можно возразить, что произошедшее стало результатом «наложения» публичной и кулуарной политики. Но в этом случае мы наблюдали бы хотя бы ритуальную легитимацию решений элит путем прямой отсылки к «воле народа». Например, позиция о недопустимости повышения ставки могла быть коллективно озвучена лидерами парламентских партий после проведения согласованного митинга, организованного лояльными структурами вроде ОНФ (или хотя бы по итогам всероссийской кампании по сбору подписей.
Таким образом, усилия ряда групп интересов по срыву планов ЦБ повысить ключевую ставку вряд ли (увы) имеют отношение к возможности возвращения в Россию публичной политики. Скорее мы наблюдали частное проявление «кулуарных» битв в форме классического GR.
