Коронавирус перенёс «вахту» на «малую родину»
Издержки, которые коронавирус выявил и усугубил при вахтовом методе освоения Крайнего Севера, ставят вопрос о правильности выбранного подхода по сравнению с автохтонным. В реальности понятие «вахта» гораздо шире и касается не только Заполярья, но и многих депрессивных российских регионов, окружающих мегаполисы и живущих за счет работы вахтовиков. Формат массовой вахты отрицательно сказывается на региональной экономике и социальном развитии многих областей.
Политолог, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев предлагает изменить модель пространственного развития России.
Понятие «вахта» у нас традиционно ассоциируется с заработками «на северах». Однако в реальности масштабы этого явления куда шире. Основными центрами вахтовой работы в России являются мегаполисы, окруженные депрессивными регионами. Характерным примером в данном случае могут служить, например, Москва и Ивановская область. Многие райцентры бывшего «текстильного края» живут преимущественно за счет работы вахтовиков.
Эта ситуация не только пагубно воздействует на региональную экономику (в «тучные годы» власти могут позволить себе закрыть глаза на ситуацию в районах и положение на рынке труда), но и на социальное развитие. Длительные вахты ожидаемо не способствуют устойчивости семей. Дети растут в отсутствие должного внимания со стороны одного из родителей, а иногда уехавшие на заработки супруги и вовсе перепоручают воспитание чада своим пожилым родителям. Что не лучшим образом сказывается на социализации молодежи, криминогенной ситуации и т.д.
Коронавирус вскрыл еще одно уязвимое место формата массовой вахты. В связи с приостановкой значительной части предприятий в мегаполисах вахтовики фактически лишились источника заработка, в условиях, когда доступ к дефицитным и малооплачиваемым вакансиям на «малой родине» для них зачастую закрыт. Местные работодатели и их сотрудники, что воспринимают вернувшихся с заработков из мегаполисов как разносчиков COVID-19, что приводит к их дискриминации. Что еще раз подтверждает необходимость менять модель пространственного развития России.
