Угрозы и шантаж: Зеленский идет ва-банк

В эфире программы «Нейтральная зона» телеканала Вальдман-LINE журналист, эксперт Центра ПРИСП Петр Скоробогатый – о том, на чем строится «план победы» Зеленского.

- Петр, начать хочу с плана Зеленского. В нем прозвучало требование предоставить Украине дальнобойное ракетное оружие и право уничтожать цели на всей глубине территории России. Удары планируется, причем, нанести в ближайшее время, перед зимой. В подавляющем большинстве публикаций как в российских, так и западных СМИ на эту тему, план победы Зеленского представляется во многом абсурдным, нелепым и непригодным к реализации. Но все ли уж так однозначно плохо в этом плане? И может быть критика плана, разумеется, прежде всего в западных СМИ, это своеобразная дымовая завеса?

- Мы уже давно слышим о том, что они просят ракеты для дальнобойных ударов. Они прекрасно понимают, какие цели нужно поражать в первую очередь. Мне кажется, что не все у нас понимают, насколько масштабным может быть такой удар, насколько он может быть болезненным. Средства ПВО, какими бы совершенными они ни были, в общем-то не сбивает всех целей. Планируемый массовый удар – это не только ликвидация конкретных военных целей, но и довольно болезненный удар по гражданскому обществу, стабильность которого очень важна для российского правительства. В таком смысле у этого удара может быть много разных целей. Мы просто привыкли, что раз, два, три в неделю прилетает в какой-нибудь завод или по аэродрому, и большая часть атак отражается, сбивается, поэтому нам кажется, что угроза не настолько серьезна. Но при массовом ударе, какие бы ни были совершенные или несовершенные ракеты, это будет много целей, и это будет очень неприятно.

Что касается самого плана, безусловно, он отдаляет от Украины возможность мирного разрешения, шанс завершить эту войну как можно быстрее. Рано или поздно это случится, но этот план явно не способствует приближению этого момента. Что касается позиции Зеленского, с позиции ястребов в руководстве в Киеве - вполне себе состоятельный план, который действительно может серьезно изменить диспозицию на поле боя, вряд ли он приведет к победе Украины, но может дать Украине еще довольно большой срок для того, чтобы продолжить войну. А война очень важна для киевского руководства. Вопрос, в общем-то, не столько в том, плох этот план или хорош с точки зрения концепции, его реализации, основной вопрос в том, дадут ли ресурсы для его исполнения, для его претворения в жизнь, будет ли политическая воля на эскалацию. Поскольку в основе этого плана практически в каждом пункте = действительно очень серьезная эскалация. На сегодняшний день, по-моему, всем очевидно, и союзникам Киева тоже, что с учетом тех ресурсов, которые у Киева есть и которые ему даже обещают, Киев проигрывает военную кампанию.

Перспективы исправить эту ситуацию в западной логике поступательной медленной милитаризации Украины, туманны даже после того, как пройдут выборы в США. То есть здесь принципиально необходимо менять подходы, и первое - с точки зрения ресурсов, ресурсов надо вкладывать очень много, с каждым днем - все больше и больше. Потому что старые ресурсы исчерпываются, какие-то из них уже невозможно возобновить.

Но и самое важное: на уровне руководства и общества западных стран наблюдается усталость от этого длительного конфликта, усталость от отсутствия поиска решения, разрешения этого конфликта. Этот план с точки зрения Владимира Зеленского решает сразу несколько целей и задач. С одной стороны, он пугает западные страны, с другой стороны ставит их в очень неудобное положение, поскольку перевешивает на них ответственность за разрешение этого конфликта. То есть в любой момент Украина может сказать: мы проиграли, потому что западные страны нам не помогли. И в-третьих, этот план намекает на то, что в случае его нереализации, проигрыша Украины, российская сторона значительно усилится. С учетом тех ресурсов, которые есть на Украине, и с учетом более тесной коммуникации с союзниками, с КНДР, с Китаем, с Ираном, в той или иной степени Россия может стать сильнее.

И есть такой момент, который многие недооценивают - вопрос будущего Украины, с кем Украина останется. Думаю, что западные союзники в голове просчитывают этот момент, потому что если все резко рухнет и если мы увидим смещение руководства Украины или такой кульбит нынешнего руководства, тоже вполне себе могу себе его представить, то, в общем-то Украина с тем оружием, которое у нее еще остается, с вполне мощной накаченной армией может все-таки и стать вполне себе антизападной, это серьезная проблема. Да, сейчас об этом ничего не говорит, но этот вариант обязательно должны на Западе просчитывать.

Зеленский не предлагает мирный план, а это значит - никакого компромисса со стороны настоящего руководства Киева. На кону репутация Запада, который оказывается в ситуации, когда он не может даже прощупать мирные соглашения, поскольку он ориентирован на очень принципиальную позицию со стороны Зеленского, со стороны Киева. Зеленский припирает в этом смысле к стенке руководство западных стран, которое очень давно обещает Украине членство, но никак не дает. Он пугает тем, что Россия нападет, а значит нужны будут войска для защиты, а вот пока что, мол, мы здесь на Украине ей сопротивляемся. Он говорит о ядерном оружии. Серьезная такая угроза. Не факт, с кем окажется Украина, если у нее на этот момент будет ядерное оружие в любой комплектации. Это невозможно, да, это такой риторический аспект. Посыл Зеленского - посмотрите, мы можем быть опасными, и мы можем быть опасными не только для России, если вы нас не поддержите, то и для вас также. Многие обратили внимание на то, что он вроде как предлагает ресурсы на поддержку Запада. Но есть же и обратный реверс, то есть, если эти ресурсы не окажутся у Запада, они окажутся у России, а через Россию и у Китая, это важные для новой экономики ресурсы.

Такой неприкрытый шантаж на каждом пункте - это максимальный предельный уровень эскалации со стороны Украины, в том числе по отношению к западным партнерам. Причем, надо заметить, что довольно сложно придумать еще более верхний уровень эскалации, дальше Киеву некуда идти в своем плане шантажа, дальше можно идти только на понижение. И в этом смысле это такой ва-банк Зеленского, ва-банк Киева, который, вполне объясним довольно тупиковой ситуацией на фронте, на поле боя, потому что как минимум не очевидно, что удастся заморозить конфликт, уже никто не вспоминает про границы, про территории и так далее. Киев и его союзники понимают, что не факт, что в имеющемся диапазоне возможностей можно будет остановить Россию, а это значит, что она пойдет дальше и нужно принимать какие-то решения.

- Я хотел обратиться к ситуации, которая складывается в НАТО, там 17 октября заявили о невозможности выполнения главного пункта плана победы Зеленского – вступления Украины в НАТО. Ранее мировые СМИ облетело откровение Зеленского, в котором он пересказал недавний разговор с Трампом в Нью-Йорке, в ходе которого он заявил, что либо у Украины будет ядерное оружие, либо она будет в НАТО. Затем немецкое издание BILD со ссылкой на неназванного украинского чиновника сообщило, что у Украины есть, дескать, материалы и знания для создания ядерного оружия, и понадобится всего несколько недель для создания первой бомбы. У меня к вам два вопроса. Во-первых, стоит ли рассматривать прежнее заявление Зеленского в разговоре с Трампом не более чем попытку очередного шантажа партнеров из НАТО? И второй вопрос, каковы реальные возможности Украины создать и применить, если не настоящую ядерную бомбу, то хотя бы грязную?

- Не буду сильно вдаваться в подробности, потому что большое количество экспертов, и в том числе по ядерному вооружению, довольно быстро подтвердили, что для создания ядерной бомбы хотя бы в единичном варианте все-таки нужно построить довольно серьезную атомную промышленность. Это не один завод и не два, нужны разработки в течение очень долгого времени. Да, безусловно, сейчас это не так долго, как еще было 20-30 лет назад, но все-таки годы должны уйти на это. Даже если представить, что с Украиной поделятся какими-то технологиями, но этого не произойдет. Западные партнеры, по крайней мере на данный момент, хорошо себе понимают все риски, связанные с получением нестабильными странами ядерных технологий. А Украина у западных партнеров считается государством нестабильным. Тем более, как я уже говорил, совершенно не факт, под чьим контролем в итоге окажется эта бомба спустя какой-то срок. События на Украине развиваются стремительно с исторической точки зрения. Угроза создания ядерной бомбы, которую Киев довольно быстро опроверг, служит еще одним элементом шантажа со стороны Украины.

С грязной бомбой здесь интереснее, все-таки еще лет 10 назад у термина «грязная бомба» была вполне конкретная техническая характеристика, и, в общем-то, создать угрозу такого техногенного характера с ядерным наполнением можно довольно просто. У Украины есть атомные станции, отвалы, ядерный мусор, как это называют, и в каком-то смысле создать такую грязную бомбу, наверное, не сложно. Как «не сложно»? Серьезный, крупный теракт-апокалипсис в рамках одного города можно создать довольно просто, задействовав поражающие элементы, например, в городской водопроводной системе. Это приведет к невероятным жертвам, это очень страшная угроза, ее очень сложно купировать, выявлять. К счастью, еще никто не додумался до этого, но эта угроза, безусловно, есть. В нынешнем раскладе украинской власти я не верю в то, что они смогут применить именно такое устройство, но я думаю, что многие недооценивают потенциал террористического характера, к которому может прийти украинское руководство. Это не обязательно будет Зеленский, это могут быть отдельные ведомства, отдельные люди в украинской армии, в националистических батальонах, которые могут пойти на такой теракт, осознавая, например, неизбежность поражения. Существует очень серьезная опасность, к этому нужно быть готовым. В начале СВО одним из важных лейтмотивов ее старта было опасение российского руководства, что Украину накачают не только средствами, ракетами, противоракетами, которые могут ослабить наш ядерный щит, но и передать им какие-то технологии - и ядерные, и какие-либо грязные бомбы. Повторяя сейчас этот тезис, Зеленский, безусловно, накачивает западную аудиторию, и вызывает понятную реакцию со стороны российского руководства. В этой стратегии Зеленского на эскалацию, на продолжение войны, на возведение ее в статус постоянных, бесконечных боевых действий, лежит также провокация российского руководства.

- Мой следующий вопрос тоже связан с НАТО. 17 октября Зеленский в ходе совместного брифинга с генсеком НАТО Марком Рютте призывал страны альянса отправить военных для пополнения рядов ВСУ. Я процитирую его: «Наш посыл всем странам - готовьте бригады, они могут быть резервом и могут заменить наших ребят, которые устали, они могут заменить их на поле боя». На ваш взгляд, помимо того, что это очередной вариант шантажа со стороны Зеленского, вообще есть ли перспективы удовлетворения этой просьбы Зеленского со стороны стран НАТО?

- Я, честно говоря, не очень понимаю, где могут быть использованы эти западные контингенты. Если мы серьезно относимся к тому, что говорит Зеленский, он имеет в виду пополнение рядов ВСУ, то есть работу как минимум на передовой, либо в передних линиях, - ни одно западное правительство сейчас на это не пойдет. Это очень серьезный политический удар будет с первым трупом, который вернется в Европу. Какие-то отдельные силы, спецподразделения, тренеры, они сейчас присутствуют на территории Украины, видимо, в меньшем количестве, чем это было ранее. В любом случае все это время их не публичили, опять же, исходя из той же самой логики, что овольно серьезный политический шлейф у этой истории. Сколько бы граждан западных стран не поддерживали Украину в войне против России, довольно маленькое количество из них согласится на то, чтобы их регулярная армия так или иначе гибла на поле боя. Для них это история о том, что далекая и смелая Украина, далекая даже для Восточной Европы, сражается там, и пусть она сражается дальше. Именно этот нарратив Зеленский пытается убрать всеми силами, но, честно говоря, пока у него не получается. И во многом здесь работает тактика, дипломатическая стратегия российского руководства, которое не эскалировала и не эскалирует ситуацию, не масштабирует военные действия, а максимально показывает, что это ограниченная военная операция. Она ограничена теми территориями, на которых сейчас ведется, и ни в коем случае мы не угрожаем даже странам Восточной Европы, даже Западной Украине, чтобы ни в коем случае там не почувствовали гипотетическую опасность от российской армии.

- Теперь хочу обратиться к вашему телеграм-каналу. Там я увидел перепечатку интереснейшей статьи в Независимой газете главного редактора этого издания Константина Ремчукова. Статья называется «О Путине и России сегодня». Я остановлюсь лишь на одном из пунктов этой статьи: «Боевые действия позволяют судить, что главная цель российских военных на земле – выход на административные границы Донецкой и Луганской областей. Перечисляя задачи, Путин все чаще использует такую лексику – освобождение Донецкой и Луганской областей и Новороссии. Можно предположить, что Новороссия представляет собой лишь часть Херсонской и Запорожской областей. Главное тут – наземная, по суше, связь с Крымом. Если эти наблюдения верны, можно более предметно представить картину, которая позволяет назвать завершение специальной военной операции успешным, а ее цели достигнутыми». Петр, насколько вы согласны с такой оценкой хода действий СВО господина Ремчукова?

- Там 10 пунктов, наверное, их нужно воспринимать целостно. Если мы только эту цитату возьмем, мы почувствуем дефицит одного очень важного вопроса, которого в общем-то и нет в тех 10 пунктах, а это важный вопрос о том, какой будет та часть Украины, которая останется под контролем Киева, нынешнего или другого режима. А это важнее, чем территории. Мы снова говорим о том, чем может этот конфликт закончиться. Если мы будем исключительно фокусироваться на границах тех регионов или по существующей на сегодня линии фронта, которые Россия согласится зафиксировать в гипотетическом мирном соглашении, то мы упустим самое главное и вернемся в некотором смысле к началу СВО, и спросим, - а вообще зачем тогда все это нужно было делать. В начале СВО был поставлен вопрос все-таки не о территориях, а о геополитической ориентации Украины с точки зрения ее опасности для российского государства, если этот плацдарм будет полностью или по частям использован для борьбы с Россией, и - очень важный момент - для угрозы ядерной безопасности в первую очередь. Без разрешения этого вопроса невозможно обсуждать вопрос победы в территориях. Если говорить с политтехнологической точки зрения, примут ли граждане России вариант, когда мы остановимся и расскажем о том, что мы обеспечили сухопутную часть с Крымом, и значит на этом можно закончить? Думаю, что если Владимир Путин выступит с таким предложением, значительная часть россиян этот план поддержит, но не поддержит, если там не будет второй важной составляющей о том, где говорится - а что, собственно, с той частью Украины, которая остается Украиной. А дальше возникает очень много вопросов. Мы сейчас даже видим по тому плану победы Зеленского, который он представляет, о чем эти вопросы. Они - о размещении ядерных, либо неядерных средств, которые будут угрожать России, ядерному щиту и неядерному щиту, они – о количестве войск, которые там будет стоять. Это вопрос о вступлении Украины в НАТО. Необходимо зафиксировать такие условия, когда она ни при каких обстоятельствах не вступит в НАТО. И думаю, на этом уровне возникнет вопрос о границах расширения НАТО, о том, что им нужно откатиться на уровень 1996-1997 года до Восточной Европы.

Я думаю, что Владимир Путин продолжает держать этот вопрос в голове, и он по-прежнему актуален, потому что это вопрос о структуре безопасности в Европе. В общем, здесь очень много таких пунктов, которые будут рассматриваться вперед границ территорий, и если эти вопросы будут решены, то и вопросы территории не будут иметь такого большого значения, но тогда они и для Киева не будут иметь никакого значения, вот что важно понимать. Не за территорию идет эта война. А вообще главный вопрос, который на самом деле все чаще поднимает и сам Владимир Владимирович, и его окружение, министры, те эксперты, которые занимаются международной политикой, это вообще в принципе вопрос дальнейшего существования государственной территории всей Евразии. Это большая линия Европа - Россия - Китай, возможность жить на континенте Евразии, имеется в виду и с азиатскими странами, и с Индией, и с Ближним Востоком, но без Соединенных Штатов. Без страны, которая приплывает из-за моря и определяет очень много векторов внешней и внутренней политики тех стран, которые на этом континенте участвуют. Это такие вопросы, несколько далекие от украинского кризиса, но пока на данный момент они следуют неразрывно с вопросом разрешения украинского конфликта, и на самом деле это тоже вопрос критерия победы или не победы для России в этом кризисе, конфликте. Потому что пока Россия побеждает на поле боя, я имею в виду имеет возможность продвигаться, сохранять инициативу, она может поднимать и вот эти более глобальные вопросы. Как только она лишится инициативы, безусловно, для нас все свернется к вопросу о том, какие территории мы в итоге будем контролировать и что там в Киеве.

- Теперь, Петр, хочу обратиться к американскому изданию Military World Magazine. Там тоже любопытная статья опубликована под заголовком «Из западных оценок вырисовывается надвигающаяся военная катастрофа для Украины». Цитата: «На фоне серии поражений ВСУ на нескольких фронтах разом и стремительного уничтожения элитного контингента, брошенного в рейд на Курскую область в начале августа, консенсус в западном мире смещается в сторону крайне пессимистического прогноза насчет будущего совместных военных действий против России. Продвижение военных сил России в Донбассе может создать серьезную угрозу для ключевых объектов украинской промышленности. В частности, особые риски нависли над украинской сталелитейной промышленностью из-за российского продвижения к городу Покровск. Причем, полного охвата для этого даже не потребуется, по мере продвижения вперед российские войска смогут отключить электроснабжение и взять под контроль главную дорогу». И мой вопрос к вам. А вот тот ли это случай, когда, как ни странно, американское специализированное издание объективно оценивает сложившуюся ситуацию на фронте, по крайней мере в Донецкой области?

- Да, цитата действительно того стоит, в том смысле, что она довольно точно описывает расклады. Единственное, что я бы не придавал такое большое значение вопросам, связанным с перспективой промышленности, с экономикой для Украины. Не думаю, что эти вопросы в принципе рассматриваются военным командованием России, не это важно. Если брать политический аспект нашего фокуса на западно-донбасском и южном направлениях, то это вопрос выхода на границы Донецкой и Запорожской областей, то есть буквально важно эту территорию зафиксировать за собой именно с политической точки зрения. Будет ли принято решение дальше выходить, например, в Днепропетровскую область? Большой вопрос. Это будет зависеть во многом, в том числе, от Украины, от позиции Запада и так далее. Но вот эту территорию мы должны зафиксировать, и это важно для дипломатических раскладов. Хотя, безусловно, тот прорыв, который был сделан за последние 2-3 месяца, действительно позволяет и выйти в тыл запорожской группировке, и на Покровск, и помечтать дальше о Павлограде, о Запорожье. Но это все довольно отстраненные мечты. Это была очень хорошая, успешная летняя операция, которая, тем не менее, что, естественно, вытащила гигантское количество ресурсов у российской армии, и она довольно дорого нам обошлась. Здесь не надо никаких иллюзий, не тот вопрос, что мы закидали все мясом, простите, как об этом говорят. Понятно, что любое наступление требует огромного количества затрат. Мы сейчас видим, что все войсковые соединения на этом направлении переконфигурируются, перегруппируются. Это объясняется очень просто: взят Угледар, очень серьезный опорный пункт в перспективе, взято очень много населенных пунктов у Донбасса и это просто вынуждает перестраивать всю логистику, снабжение для наступающих группировок.

В этом смысле мы, с одной стороны, серьезно упростили себе свое положение на этом направлении, но с другой - требуется время просто для того, чтобы все переконфигурировать и главное - найти резервы. Войскам отчасти нужен отдых. Тем не менее, несмотря на погоду, на паузу, движение продолжается. Украинская армия хотя и бросила очень серьезные ресурсы на оборону Покровска, остановить это наступление, по крайней мере, пока что, не в состоянии. Они будут упираться в Покровск, Красноармейск, это гигантский большой город, в нем можно, в общем-то на многие месяцы упереться. Но там существует и довольно разреженный Запорожский фронт, куда тоже может двигаться российская сторона. Здесь вариантов на самом деле очень много.
Пока мы видим, что фокус перенесен на Курское направление, если говорить очень просто и максимально одним предложением, - то все, чего добились украинцы в этой истории, - растянули очень серьезно растянули фронт, задействовали гигантское количество резервов, вывели оттуда пробивные штурмовые части. Но украинская армия сейчас не в той ситуации, чтобы разбрасываться хоть какими-то частями. А в Курской области они сейчас находятся в не очень приятном положении. Очень интересно, как будет задействована группировка, которую Россия собрала на Курском направлении, в общем-то довольно странно ее расформировывать. То есть надо понимать, что это не просто согнать кучу людей, тысячи человек, но тут надо простраивать логистику, подвоз снарядов, вооружений и так далее. Группировку и дальше вполне можно задействовать. Но дальше возникает вопрос, а есть ли видение у российской армии в части перспектив наступления на Курскую область, создания неких новых буферных зон? Политическое добро на это уже дано, поскольку в Харьковской области мы на создание таких буферных зон пошли. Соответственно, нам можно заходить на территории, которые на данный момент считаются украинскими областями, для создания буферных зон.

В этом отношении, если резюмировать, все остается по-прежнему. В середине октября минул ровно год, как Россия продолжает беспрерывное наступление, меняется динамика этого наступления, переносится фокус с одной стороны на другую. Да, действительно, Россия не может одновременно наступать на всех направлениях, даже если мы проанализируем последний год, мы не увидим такой ситуации, когда бы мы реализовывали две масштабные операции на двух направлениях. Такое если случалось, то внахлест, что называется. Просто потому, что в определенный момент необходимо сфокусировать средства огневого поражения, которые у нас есть, авиацию, и банально нужно обеспечить перевес пехоты на определенных участках, чтобы не просто пробить линию защиты, но и закрепиться на территориях, которые были заняты. Поэтому постоянно российское руководство меняет фокус наступления, иногда это удачно происходит, иногда неудачно. В общем-то сказать, что мы видим какое-то принципиальное изменение характера боевых действий за последние полгода, наверное, нельзя. Сказать, что мы видим принципиальное наращивание ресурсов российской армии, - тоже нет, но по всей видимости это и не надо. Наверное, российское руководство считает, что пока все идет в той динамике, которая кажется верной и эффективной. Минобороны старается каждый день или как минимум раз в два дня давать информацию о хотя бы одном освобожденном населенном пункте, с их точки зрения это поддерживает ощущение победного наката, наступления. Хотя, повторюсь, динамика на фронте все-таки разнится от месяца к месяцу.

- От себя добавлю маленькую ремарку относительно победных реляций. Прошла информация о том, что состоялся обмен телами погибших военнослужащих с нашей и украинской стороны. На Украину было возвращено 501 тело украинских военнослужащих, а в Россию 89. Это характерная оценка уровня потерь с обеих сторон?

- Характерная, важная пропорция, которую нужно учитывать. Но не надо забывать, что украинская армия не забирает своих мертвых, у них нет такой традиции. Раньше была, а сейчас, вероятно, ниже стал моральный дух украинской армии, иначе почему такая диспропорция. Российская армия всегда старается забирать тела своих военнослужащих. Не на всех направлениях все прекрасно, но в целом так работает.

- У вас в телеграм-канале размещено заявление Буданова о том, что якобы в настоящее время на востоке России проходят подготовку около 11 тысяч солдат из КНДР. По его словам, они будут готовы воевать уже 1 ноября, используя российское снаряжение и боеприпасы. Первый отряд из 2600 солдат отправится в Курск. В НАТО заявление о переброске солдат из КНДР ранее, как известно, опровергли. Заявление Буданова – это как бы подпитка фактологии слов Зеленского о том, что Украина воюет не только с Россией, но и с Северной Кореей и Ираном? Или украинская разведка в России работает лучше НАТОвской?

- Вообще эта история изначально возникла в СМИ западных стран и в американских СМИ, и ее из очень маленьких отрывочных данных раздули до очень серьезной, чуть ли не расследовательского характера публикации. И это дошло до украинского руководства. Честно говоря, я бы не отрицал такую возможность использования северокорейских войск на украинском направлении. Если помните, в самом начале СВО, в первый год, очень много говорилось о том, что Россия может привлечь добровольцев из Сирии, каких-нибудь иранских добровольцев, может быть, африканских добровольцев и так далее. И тогда как-то эта идея заглохла, но на самом деле в регулирующие документы как России, так и отдельно российской армии были внесены необходимые условия бюрократического и юридического характера, которые позволяют это сделать. На тот момент было очень много доводов против этого решения, причем, они скорее лежали не на стороне России, а на стороне тех формирований или тех стран, которые эти формирования могли бы присылать на Украину, поскольку на самом деле уже тогда регион Ближнего Востока не был стабильным. И было бы странно, если бы Сирия после очень кровопролитных лет войны прислала какие-то значительные соединения в Россию, с учетом того, что там необходимо держать войска для купирования всевозможных проблем. Да и вообще значительная часть Сирии до сих пор без контроля сирийского руководства находится. Поэтому речь не могла идти о каком-то значительном количестве солдат, которые могли бы быть отправлены на Украину. А если рассматривать какое-то ограниченное число, например, 2-3 тысячи, ну и зачем они тогда нужны? Больше мороки с тем, чтобы их принять, разместить, решить вопрос с языком, как-то их интегрировать в структуру российской армии и так далее.

Если мы же речь идет о каких-то частях КНДР, об 11 тысячах военнослужащих – это уже действительно серьезный ресурс, с которым удобно работать с бюрократической, формальной точки зрения. Это такое слаженное большое соединение, у которого есть внутренняя дисциплина. Соединение, которое можно компактно перебрасывать, задействовать в тех или иных боевых действиях. Прошла информация, хотя я к ней скорее как к слуху отношусь, что на фронте используются снаряды северокорейского производства, вероятно, какие-то РСЗО корейского производства, и вот там могут быть, значит, наряды из северокорейских военнослужащих. Это имеет смысл, чтобы нарабатывать им опыт, принимать участие в реальных боевых действиях, то, чего Северная Корея лишена.

Многие забывают, что у Северной Кореи опыта военных действий нет, и не было многие десятилетия, а солдат без военного опыта и с ним - это два совершенно разных военнослужащих, даже если речь идет, как говорят, о силах специального назначения. Это совершенно разные люди, условия, совершенно разные боевые единицы. Я не думаю, что вообще какие-то части без особой военной подготовки, без пребывания в течение нескольких месяцев во второй, третий, четвертый порядках к линии фронта, могут быть эффективны впереди. Это очень специфическая война, противостояние, которое требует довольно серьезной подготовки и по части солдата, и по части командования, и по части оперативно-стратегических моментов, здесь очень много тонкостей, очень много нюансов. И когда мы говорим о потере потенциала боеспособности украинской армии, речь не столько о технике, о снарядах, речь - о банальном выбывании солдат, офицеров, у которых есть опыт этой войны. Для Украины это проходит быстрей по факту ее демографического потенциала. Никто из мобилизованных не сможет так быстро набрать опыт и быть эффективным впереди так, как это могли старослужащие, те люди, которые прошли полгода-год этой войны. Так что тут открытый вопрос - могут ли корейцы так или иначе быть полезными в этой войне. Я совершенно не верю в то, что они займут какие-то части на границах или в Курской области. Не очень понятно, как в этой рыхлой ситуации, например, в Курской области, можно запустить этих солдат, чтобы они разбрелись по посадкам… Ну это несерьезно. Представить себе, что в виде какого-то эксперимента, который будет больше интересен Ким Чен Ыну, чем российскому руководству, эти 11 тысяч человек примут участие, например, в каком-то локальном, понятном штурме, чисто теоретически можно. Российское руководство даже может пойти на это, невзирая на какие-то политические ограничения, потому что сложно на самом деле представить, чем сегодня Запад может на это ответить. А западные контингенты не будут участвовать в украинской войне.

- Один зритель мне написал: «Наши родственники жили в Бахмуте (Артемовске). Сейчас уехали в Германию, так как город разрушен. Хотели поехать в Россию, но их не пустили, так как у них украинские паспорта. Смогут ли они вообще вернуться и куда, сейчас непонятно. Какой же смысл в таком освобождении Донбасса, если от него ничего не остается? Не кажется ли вам, что СВО давно потеряла первоначальные цели? От городов, где многие ждали Россию, практически ничего не остается. Люди гибнут или становятся бомжами. Никто не представлял себе такого ужаса. Сейчас восстанавливают только Мариуполь. В других городах работы даже не начались, хотя они уже российские два года. Когда там теперь будет восстановление, будет ли вообще, никто не понимает, это же просто идет уничтожение региона. Зачем же продолжать такую СВО, когда приходится города сносить под ноль?» Петр, что можно ответить автору такого письма? Глядя из Москвы, разумеется.

- Всегда очень сложно в таких случаях вообще в принципе вступать в диалог, потому что на одной стороне есть эмоции, а в общем-то на эмоции довольно сложно ответить. Для многих сложно что-то говорить людям, которые потеряли близких, потому что кажется, что каждое твое слово немножко фальшиво, искусственно. Ты не вернешь этого человека. Каждое слово, которое сказано о нем, на минутку может успокоить, но человека-то уже нет. Донбасс есть, эти территории есть, они восстанавливаются. Это не так, что только Мариуполь восстанавливается. Я был и в Луганской Народной республике, и в Донецкой Народной республике, довольно большое количество городов, в том числе малых городов, восстанавливается. Может быть, не с той интенсивностью, с которой бы хотелось. Хотя, для меня была удивительна та скорость, с которой восстанавливаются и города, и дороги, и инфраструктура, с учетом того, что война продолжается. Было бы логичным, наверное, для кого-то, начать это восстановление после того, как закончатся боевые действия, как прекратят лететь снаряды. Но - в маленьких городах вставляются окна, сажают клумбы. И многие люди живут и, наверное, довольно счастливы. Особенно те, кому удалось пройти горячий этап войны без потерь близких, имущества и так далее. Хотя, за утраченное имущество есть выплаты.

Это моя субъективная точка зрения: мы имеем такой характер СВО, который очень многие в России, особенно среди военных специалистов, критикуют. Во многом потому, что Владимир Путин пожалел о начале спецоперации именно в том варианте, в котором она впоследствии развилась, и нам кажется, безусловно, что это такой человек без эмоций, который руководствуется только геополитическим видением, но в очень многих его заявлениях было понятно, что он не хотел такой жизни, такой реальности для жителей Украины, для жителей Востока Украины, которая теперь уже российская территория. И не хочет он этого для жителей той Украины, которая пока не российская территория, а может ею никогда и не будет. В этом часто меня обвиняют, когда я говорю о гуманной стратегии Владимира Путина, говорят, ну какая же гуманная, столько людей гибнет.

На самом деле, можно себе представить совсем другое развитие ситуации, совсем другой характер боевых действий. Я приведу только один пример. У нас была такая маленькая заноза на южном направлении - Угледар который взяли, маленький город, за который Россия билась 2,5 года. Там стоят обгорелые дома, высотки, я не уверен, что там можно жить. Это город, сильно посеченный войной. На другой стороне Донбасса, уже в Харьковской области, есть такой же важный стратегический и логистический пункт, только в разы масштабнее, это Харьков. У России есть ресурсы и возможности, чтобы на полгода сконцентрировать всю огневую мощь армии, авиации, артиллерии, всего РСЗО на Харькове и просто его снести. Это будет не сложно, потому что он стоит очень близко к российской территории, туда могут очень часто и очень быстро летать самолеты с частой загрузкой. Это приведет к большому катаклизму, человеческим жертвам и быстрому исходу украинских жителей, беженцев из этой территории, жителей Харькова. Вследствие чего задача по взятию этого города для российской армии серьезно облегчится. Не хочется приводить это к примеру, но, тем не менее, мы можем себе представить, что Харьков будет из себя представлять – то же как часть Газа, которая сегодня довольно сильно снесена. С военной точки зрения специалисты, которые в российской армии есть, оправдают такое поведение. А с моральной точки зрения?

Этот пример показывает, что на самом деле на многих направлениях российская армия за эти три года могла действовать совсем иначе и совсем по-другому. Не повезло Донбассу, да, это вызывает большую злость, прежде всего связанную с тем, проблема, которую давно обрела Украина, связана как раз не с Донбассом, а с представителями Западной Украины. И кажется, это совершенно несправедливо, что Западная Украина, в общем-то, живет, процветает и даже не видит особой необходимости, по крайней мере, женское население, уезжать куда-нибудь за рубеж. Потому что там у них и так все в порядке. А Донбасс настолько снесен. Но я уверен, что его восстановят, и это будет не депрессивная территория, а на ней будет жизнь. Во многом потому, что мне приходится ездить и видеть там большое количество людей, которые накрепко связаны с этой землей, для которых это не абстрактная территория, которая будет заморожена или не заморожена по каким-то соглашениям, для которых это родной дом, и они будут его восстанавливать. Ресурсов для того, чтобы его восстановить, достаточно и там, на Донбассе, и в России. Поэтому здесь только остается надеяться на счастливое, как можно более быстрое разрешение конфликта. Но таким образом, чтобы этот конфликт никогда на эту землю не вернулся. Никогда не говори никогда, но хочется надеяться, что удастся этого достичь.