Рейс «Хабаровск - Москва»: с чем вернутся гастролеры?

Начиная с 11 июля, акции протеста во всех крупных городах Хабаровского края в поддержку задержанного экс-руководителя региона Сергея Фургала проходят в ежедневном режиме. И пока Хабаровск стал местом притяжения многих известных медийных персон страны, противники действующей власти начинают сомневаться в ее казалось бы незыблемых позициях.

Повторение хабаровских событий в других регионах недопустимо для действующей власти, считает политолог, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев.

В последнее время в социальных сетях все чаще встречаются упоминания о том, что сами пользователи или их знакомые, пользуясь отпуском, посетили Хабаровский край, чтобы поддержать местных жителей, протестующих против ареста и отставки губернатора Сергея Фургала.

Эту информацию достаточно оперативно «отработали» по обе стороны информационного фронта, разделившего пополам медиапространство России. Спикеры-лоялисты позиционируют появление «гостей из Москвы» как признак того, что протесты на Дальнем Востоке подпитываются и организуются извне. Либо критикуют «столичную оппозицию» за попытки перехватить контроль над волнениями. Противники власти, напротив, описывают появление на митингах в Хабаровске «гостей из Москвы» как наглядное свидетельство солидарности граждан, недовольных существующим политическим строем. Сами «визитеры», согласно данной точке зрения, представляются в качестве «наиболее сознательных граждан с активной позицией».

Однако ярлыки, при помощи которых стороны конфликта помечают жителей других регионов, присоединившихся к протестующим жителям Хабаровского края, не имеют особого значения. Происходящее необходимо воспринимать как данность, оценивая причины, движущие силы и возможные последствия появления феномена «дальневосточного десанта».

Шок и трепет

Крупномасштабные протесты на Дальнем Востоке, не в последнюю очередь, популярность среди их участников лозунгов, напрямую направленных против представителей федерального политического руководства, стали мощным фактором мобилизации и повышения мотивации внутри оппозиционного сообщества в целом. Что представляется вполне естественным. Массовые несанкционированные акции с чисто политическими лозунгами в отдаленном от центра регионе, в роли ядра которых выступили условные «среднестатистические граждане», не укладываются в традиционную картину восприятия протестного движения в современной России. Длительное время оппозиционеры позиционировались мейнстримными СМИ в качестве обитателей своеобразного «социального гетто», и эту точку зрения разделяли даже многие из сторонников радикальной оппозиции. Политические протест рассматривался как поле деятельности, монополизированное «разгневанным средним классом мегаполисов», «хипстерами с айфонами», «студентами Вышки» с хорошим английским и американской визой и т.д. Однако на улицы Хабаровска вышли люди, которых в оппозиционной среде (и в целом внутри широких слоев общества) было принято считать если не убежденными сторонниками власти, то безусловно аполитичными. Это были представители среднего возраста, многие из которых живут «от зарплаты до зарплаты», успели увязнуть в кредитах и потому свою жизнь выстраивают вокруг решения личных либо семейных проблем.

Сложно представить, каким шоком это стало для убежденных противников власти. Чтобы осознать это, необходимо обратиться к оценкам, которые лидеры общественного мнения внутри оппозиции дали итогам общероссийского голосования по поправкам к конституции. В качестве примера можно привести заявление Сергея Шпилькина о том, что без учета «аномальных», по его мнению, голосов, за обновление основного закона реально якобы проголосовали 65% участников голосования при явке около 45%. Противники власти привыкли к тому, что большая часть бесчисленной армии водителей, продавцов, охранников, грузчиков либо полностью доверяют власти, либо, как минимум, никогда в жизни не выйдут на протестную акцию.

«Манящие огни» Хабаровска

Протесты в Хабаровске заставили многих противников действующей власти пересмотреть свои взгляды. Представители широких масс (по крайней мере, в дальневосточных регионах) превратились в их глазах из противников или просто «покорного населения» в потенциальных союзников и единомышленников. Более того, разрушение стереотипа об отсутствии оппозиционных настроений среди условных «людей, питающихся пельменями» (когда последний раз авторы, пользующиеся этим клише, смотрели на соответствующий ценник в магазине?!!!), поставило перед оппозицией вопрос: возможно ли, что недовольство действующей властью широко распространено в широких слоях населения и в иных регионах? Естественным следствием этого стал рост сомнений в устойчивости действующей власти внутри лагеря ее противников. И отсутствие жесткой реакции силовиков на несанкционированные акции протеста лишь закрепило эту тенденцию.

В последнем случае следует, впрочем, признать, что власти обосновано и логично пошли на выбор в пользу «меньшего зла». Попытки использовать в Хабаровске те же методы, что и в Москве годом ранее, лишь усугубили бы политический кризис в регионе.

Рост мотивации и мобилизации оппозиционеров вследствие возникновения очага массовых протестов на Дальнем Востоке закономерно способствовал развитию медиаактивности противников власти. Что в условиях доминирования последних в сегменте социальных медиа, вероятнее всего, должно отразиться на восприятии текущего момента большинством россиян. В том числе – в контексте представлений об уровне легитимности действующей власти и масштабах ее поддержки внутри широких слоев населения.

Сумели ли уже в Кремле выработать стратегию противодействия новой угрозе, пока остается неясным. Очевидно одно: повторение хабаровских событий в прочих регионах недопустимо для власти. Однако попытки купировать соответствующие угрозы привычными методами будут чреваты новыми рисками.