Как должен работать закон о буллинге?
Статистика говорит о том, что примерно 35% учеников российских школ сталкиваются с травлей. На эту проблему обращают внимание и власти. В Госдуме разрабатывается законопроект, чтобы предотвратить подобное в школах. В первую очередь предстоит сформировать понятие буллинга.
Председатель Комиссии ОП РФ по демографии, защите семьи, детей и традиционных семейных ценностей, генеральный директор АНО «Институт научно-общественной экспертизы», эксперт Центра ПРИСП Сергей Рыбальченко в эфире «Радио России» – о буллинге в школах, перспективах законопроекта и его возможной работе в будущем.
- Мы знаем, что скоро пройдут слушания у вас в Общественной палате по этому законопроекту. Как это будет работать, как это будет выглядеть, что думаете по поводу этой инициативы? Можно ли буллинг прописать на бумаге?
- Это первая попытка, хотя попытки предпринимались и ранее, но сейчас это доведено до уровня законопроекта. Мы будем обсуждать на так называемых нулевых чтениях и проводить общественную экспертизу законопроекта. Услышим мнение различных экспертов по этой теме. Тема очень сложная, не просто к ней подступиться, даже сформулировать. Но тема актуальная, поскольку, согласно соцопросов, 35% школьников тем или иным образом сталкиваются с буллингом. Мы подобный же опрос делали в 2021 году: «Семейная политика. Мера поддержки глазами семьи и детей». Родители в рамках этого опроса спрашивали детей, в том числе и по поводу того, чувствуют ли они себя безопасно в школе. Большинство ответило, что чувствуют себя безопасно, а вот 33% ответили, что не всегда чувствуют себя безопасно, а 3% заявили, что чувствуют себя в опасности.
- Здесь очень важный просто нюанс – далеко не всегда дети готовы признаться в том, что их буллят, что они жертвы.
- Это верно. И я не соглашусь с тем, что учитель всегда знает, что происходит у него в классе. По моему личному опыту, во втором классе я столкнулся с тем, что в отношении моего товарища была травля, причем, групповая, спровоцированная. Мы вынуждены были сформировать группу защиты, но это такая была наша коллективная защита. При этом педагог, очень хороший педагог, была не в курсе этой ситуации, то есть это была наша детская самодеятельность. Сами же ребята, которые эту травлю организовали, объясняли потом, что как раз спровоцировала такую травлю поведение и реакция педагога. То, о чем и говорят часто эксперты, что это было видимой причиной.
И сейчас достаточно часто на своей работе узнаю о различных проявлениях буллинга – к нам поступают обращения от граждан. В прошлом году как раз мы с такой темой разбирались. Очень сложно каким-то образом бороться с буллерами самим детям, потому что за ними стоят родители, очень часто эти родители как раз и являются в основном такими провокаторами. То есть они считают, что их ребенок ведет себя нормально, что он должен быть агрессивным, потому что дальше ему в жизни нужно пробивать себе дорогу кулаками, локтями. И, соответственно, когда даже дело доходит до полиции, то и полиция не всегда вмешивается в такие процессы.
То есть это достаточно сложный процесс, в котором самым лучшим советом, который мы, например, нашли в той ситуации, это попросить сменить школу. Даже не класс, а школу.
- В законопроекте очень много профилактических мер прописано, что бесконечно важно, разумеется. Но есть и меры воздействия, собственно, на тех, кто буллит, на тех, кто травит. Это постановка на учет в отделения милиции. Раньше это называлось комиссией по делам несовершеннолетних. Поможет ли это каким-то образом привести в чувство человека, который травит других детей? Или, наоборот, обозлит его? Я помню свое детство, поздние советские времена, и после вот развала Советского Союза, все-таки существовали спецшколы для детей, для трудных подростков. Сейчас их называют не «трудными», а «дети с девиантным поведением». В таких школах работали специально подготовленные педагоги, которые умели работать с трудными подростками. И эти трудные подростки не создавали проблем тем, кто вокруг них. Сейчас, насколько я понимаю, у нас в стране такого нет.
- Есть определенные учреждения, в которые помещают детей, которые находятся в конфликтах с законом, но массовых таких организаций нет. Но я все-таки считаю, что в случае, того, что мы называем буллингом, к нему необходимо отнести травлю, которая носит устойчивый, систематический характер. А просто конфликты бывают во всех школах, мы все проходили через это, они случаются и затихают. Здесь самое главное выделить буллинг из всех остальных конфликтов, чтобы у нас любой конфликт не попадал под это понятие. Потому что травля – это последовательность действий, связанная с устойчивой агрессией. И где человек, группа людей, это совершает, они преследуют какие-то свои определенные психологические цели, свой комплекс неполноценности вымещают. И это приобретает системный, затяжной, сложный характер.
- Я почему заговорила про спецшколы? Это не школы, где наказывают, не тюрьма. Дело в том, что дети, которые буллят, как вы правильно сказали, добиваются решения своих каких-то внутренних психологических проблем. На самом деле они нуждаются в помощи. И помощь эту должны оказывать люди, специально для этого обученные. И, может быть, в этом смысле эти спецшколы для детей с девиантным поведением – это не только помощь детям, продолжающим обучаться в обычных школах, но и помощь тем детям, которые, собственно, занимаются травлей.
-Я, наверное, не соглашусь с вашим предложением по одной простой причине. Нам всегда кажется, что мы найдем такую чудесную школу или чудесную организацию, которая решит все наши проблемы. На самом деле мы живем в реальной ситуации, где специалистов, которые могут на эту ситуацию оказать влияние, очень мало. Но я считаю, что, например, сейчас уже при нынешних технологических возможностях, мы можем увидеть состояние ребенка. Как поступает в некоторых странах? Если в течение трех дней ребенок приходит в подавленном состоянии, а это фиксируется на камеру, то с ребенком работает психолог. Его приглашают, спрашивают о том, что происходит, какая ситуация, и это сразу же становится понятно. Это первая проблема. Второе, я считаю, что мы должны вернуть практику исключения из школы. Не человек, который страдает и подвергнут травле, должен уходить из школы, а тот, кто в отношении ребенка допустил буллинг, должен исключаться из школы. Пусть идет в другую школу. Почему жертва должна убегать? Жертва должна оставаться на том месте, на котором есть. Это должно быть для остальных тоже неким сигналом. Будет ли в отношении подвергавшегося буллингу ребенка продолжение этих случаев? Если да, тогда нужно предпринимать другие меры. Среди наших экспертов есть мнение, что это должна быть процедура эмансипации, если, допустим, даже после определенных административных наказаний ничего положительного не происходит. У нас нет такой процедуры принудительной эмансипации на сегодняшний день. У нас она добровольно в основном происходит.
- И только с 16 лет.
- Эмансипация означает понижение возраста ответственности для конкретного человека. Мы сейчас сталкиваемся в правовом поле с чем? Что каждый раз мы пытаемся ужесточить в отношении несовершеннолетних законодательство. А я считаю, что не все законодательство в отношении всех несовершеннолетних надо ужесточать, надо выделять определенных лиц, которые могут нарушить любое законодательство. И это будет предупреждение. Но такой процедуры нет. Такую возможность мы обсуждаем пока только на экспертном уровне, хотя, наверное, это серьезно бы повлияло на ситуацию. Почему дети, подростки ведут себя очень часто безнаказанно? Потому что они не чувствуют ответственности. Они считают, что с одной стороны их прикроют родители, с другой стороны закон на них не распространяется. И люди живут в этой ситуации безответственности. Но они по-другому будут смотреть на ситуацию, если им скажут – закон и на тебя распространяется, дальше пойдешь в специальную школу, где будут уже совершенно другие условия.
